— А ты не можешь еще что-нибудь узнать?
Ральф улыбнулся.
— Могу поспрашивать. Вечером в воскресенье не так много белых женщин прогуливается в Вест-Сайде. Если бумажник действительно выронила Лилиан, возможно, кто-то ее и видел.
Холод от бутылки с содовой проник в мои пальцы и начал подниматься вверх по руке к груди. Я пытался представить Лилиан на Зарзамора поздно ночью и другие способы, какими ее бумажник мог туда отправиться без нее. Я подумал о неожиданной поездке в Ларедо, про которую мне сообщил Бо, машину Лилиан перед домом и его странное состояние.
— Я не смогу тебе заплатить, Ральфас, — сказал я.
Он ухмыльнулся и постучал карточкой «Виза», которая принадлежала Лилиан, по пластиковому столу.
— Может, я внесу расходы на счет леди, если ты ее найдешь, как ты считаешь? А теперь расскажи-ка, что происходит.
— Я бы тоже хотел знать.
Он ждал объяснений, и через двадцать минут и после двух бутылок «Биг Ред» я рассказал ему обо всем, что случилось за мою первую неделю в городе.
Разговаривать с Ральфом было все равно что со священником. Он умел слушать и столько слышал про людские грехи, что его уже ничто не могло удивить. Его ухмылка так и осталась неизменной. Когда имеешь дело со священником, все, что ты рассказал, отправляется прямиком к Богу. С Ральфом же иначе — твоя история становится общественным достоянием, и так ты получаешь отпущение. По крайней мере, я знал, что город ее услышит. Что же до Бога, тут у меня уверенности не было.
— Довольно трудно уехать в Ларедо на три дня без бумажника, — заметил Ральф, когда я закончил. — И совсем не просто исчезнуть, если тебе кто-то не поможет.
Я даже кивнуть не мог.
Ральф принялся разглядывать «Визу» Лилиан.
— Твой приятель детектив Ривас позавчера вечером был в «Эль матадоре», — сказал он. — Вспомнил про смерть твоего отца и сказал, что ты приехал копаться в прошлом, чтобы швырнуть пыль, которая уже давно осела, большому количеству людей в лицо.
— Ривас полон дерьма.
— Vato, ты можешь сложить два и два? — спросил он.
Когда он произнес вслух то, о чем я думал, мои подозрения перестали казаться возмутительными. Но мне еще больше захотелось отмести эту идею.
— Зачем кому-то нападать на Лилиан, чтобы добраться до меня? Зачем, проклятье?
Ральф развел руки в стороны.
— Подумай о врагах своего отца — во-первых, мистер Уайт; во-вторых, весь городской совет; в-третьих, половина полицейского управления. Параноики, которым есть что терять, приятель. Если ты кого-то достаточно сильно напугал…
— Как? — перебил я его, немного громче, чем собирался. — У меня вообще ни на кого ничего нет, Ральфас.
На мгновение разговоры у стойки смолкли, одна из официанток обернулась на нас и нахмурилась. Ральф только спокойно откинулся на спинку стула и пожал плечами.
— Может быть, кто-то смотрит на это иначе, дружище. Вопрос в том, что дальше? Ты будешь себя вести как хороший мальчик и станешь ждать, когда тебе скажут, что делать?
Мне отчаянно захотелось по чему-нибудь врезать, но я только посмотрел в черные живые глаза Ральфа.
— Он был моим отцом, Ральфас. Как ты считаешь, что я должен делать?
Тот кивнул.
— Слушай, vato, не нужно мне ничего объяснять… — Он замолчал, не договорив.
Немолодой мексиканец вошел в кафе и направился к нашему столику. Его лоб с залысинами блестел от пота, он был крупным мужчиной, наверняка привык, чтобы другие уступали ему дорогу, но шел к Ральфу с таким видом, будто на шее у него был тяжелый ошейник.
Ральф не предложил ему сесть, только ухмыльнулся. Мужчина с сомнением посмотрел на меня, но Ральф махнул рукой.
— Не обращай на него внимания, — сказал он мужчине по-испански и, повернувшись ко мне, добавил: — Он говорит только по-английски, правда, приятель?
Я пожал плечами и попытался сделать вид, будто окончательно сбит с толку. Впрочем, это было не трудно. Я вполуха слушал, как мужчина начал жаловаться Ральфу на денежные проблемы. Ему нужно было заплатить по закладной, но он болел и не мог работать. Ральф терпеливо его выслушал, потом достал опасную бритву, положил на стол, с рассеянным видом он раскрыл гладко отполированное лезвие из черного футляра из потрепанной кожи и провел по нему мизинцем.
— Она твоя жена, — сказал он также по-испански. — Если я услышу, что ты еще раз напился или начал орать и угрожать ее сыновьям, я отрежу тебе пальцы и заставлю их сожрать.