— Мурр, — заявил он.
— О, Роберт Джонсон, как хорошо, что ты дома, — сказала Майя Ли.
— Извини, — прохрипел я. — Может, я не буду вам мешать?
Она рассмеялась, и ее смех помог мне проснуться. Я вспомнил, как по утрам в воскресенье в Потреро-Хилл пил кофе и смотрел на рассеивающийся над бухтой туман. И город беглецов, где не нужно думать о прошлом, о доме и о тех, кто исчез из твоей жизни.
— С тобой непросто связаться, Трес, — сказала Майя.
Я сел и сбросил на пол пустую бутылку от текилы. Мой взгляд уперся в кухонное окно. Майя дожидалась остроумной реплики. Однако я молчал.
— Трес? — повторила она, но теперь ее голос изменился.
Я переместился на кухню, насколько позволял телефонный провод. Ржавая металлическая рама на окне над раковиной была широко распахнута и сильно перекошена. Нижнюю петлю аккуратно вырвали, древняя защелка, которая удерживала окно в закрытом состоянии, оказалась снаружи.
— Трес? — снова заговорила Майя. — Что происходит?
Я присел на кухонную стойку и посмотрел на индийскую сирень, которая росла под окном. Несколько розовых лепестков плавало в стоящей рядом с мыльницей чашке со вчерашним кофе. Еще парочка украшала одинокий отпечаток грязного ботинка, оставшийся на раковине, однако я не заметил на нем никаких канавок или бороздок, только удлиненный носок и еще, что он большого размера, около десяти с половиной.
— Майя, сколько у тебя есть времени? — спросил я.
Глава 21
Я обругал Роберта Джонсона за то, что он не датский дог. Майя обругала меня за то, что я долго просыпаюсь.
— Сколько раз я тебе говорила, — возмущалась она, — если грабитель заберется к тебе, пока мы спим… — Она слишком поздно поняла, что произнесла «мы», и запнулась; так шелк цепляется за колючую проволоку.
Когда она заговорила снова, ее голос звучал ровно и профессионально.
— Ладно, теперь давай все с самого начала.
Я рассказал ей то немногое, что мне удалось узнать о смерти отца, об исчезновении Лилиан, о разговоре с Ги Уайтом и угрозах в мой адрес. А еще про загадочную фотографию, которую спрятал Бо Карнау, о том, что у них с Дэном Шеффом какие-то общие дела, и в конце о следах, оставленных на полу в галерее и на моей раковине.
Майя молчала целую минуту. Из трубки до меня донесся протяжный гудок туманной сирены.
— У тебя что-нибудь пропало? Например, фотографии, которые ты нашел?
— Тот, кто это сделал, пробыл у меня совсем мало. Не думаю, что он искал бумаги. Они лежат там, где я их оставил. И у меня ничего не взяли.
— Даже твою жизнь.
Я попытался убедить себя, что в ее голосе не прозвучало разочарования.
— Приятно, когда тебя любят, — сообщил я ей.
Некоторое время Майя злилась молча, потом не выдержала и сказала:
— Трес, твой друг Драпиевски прав. Предоставь расследование полиции и проваливай оттуда.
Я не ответил.
— Естественно, ты ничего этого делать не станешь, — сказала она.
Я вновь не ответил, и она вздохнула.
— Мне следовало оставить тебя там, где мы познакомились — пусть бы ты и дальше командовал баром в Беркли.
— Я был лучшим из всех, кого ты тренировала.
— Ты был единственным, кого я когда-либо тренировала.
Техасцу трудно спорить с тем, кто говорит правду. Роберт Джонсон запрыгнул на стойку, понюхал отпечаток ботинка на раковине и бросил на меня оскорбленный взгляд — вероятно, Майя выглядела сейчас так же. Двое против одного.
— Ладно, давай предположим, хотя я думаю, что это ерунда: если ты потянешь за две ниточки — исчезновение Лилиан и смерть твоего отца — то выяснится, что они каким-то образом связаны. Тогда получается, что, кроме убитого бывшего заключенного, кто-то еще…
— Его звали Холкомб.
— …имел отношение к убийству десятилетней давности, и твои вопросы его встревожили. Кем бы он или они ни были, они стали тебе угрожать, возможно, похитили человека, которого ты… знаешь, однако они не хотят тебя убивать. Почему?
Я взял из раковины раздавленный розовый лепесток сирени и посмотрел на него. Мысль о том, что наступило утро и я все еще жив, не могла компенсировать чувство неприятной пустоты в желудке после выпитой текилы. Смутные воспоминания о том, что на меня кто-то смотрел посреди ночи, поползли по моей коже, точно запах мертвого пекари, а еще появилось ощущение липкой красной акриловой краски.