– А может, повивальная бабка сказала неправду? – предположил Кочкин.
– Может, – кивнул фон Шпинне. – Только зачем? Я не вижу в этом смысла. Дочь Прудниковой умерла. Я склонен верить Щетинихе, потому что не вижу в этом деле ее интереса.
– А кто же тогда Канурова?
– Ну, то, что она дочь Глафиры, мы решили по косвенным признакам. О дочери Прудниковой нам впервые рассказала сама горничная. Канурова также похожа на женщину, которая ухаживала за могилой Глафиры здесь, в Сорокопуте. Также наши фантазии подстегнула надпись на могильных табличках и здесь, и в Татаяре. А вот сейчас выясняется, что она, Канурова, приезжала в деревню Шаповалово, в дом, где воспитывался сын Прудниковой. Зачем она туда приезжала, что там хотела отыскать, пока загадка. Все это, конечно же, странно и необычно, однако не доказывает, что горничная – дочь Глафиры. Тем более, повторюсь, нам известно, что девочка умерла. Что еще мы узнали? В беседе с майором Шестаковым всплыла для нас новая фамилия… – Фон Шпинне прищелкнул пальцами.
– Мастюгин, – подсказал Кочкин.
– Да, именно, поручик Мастюгин. Что нам известно о нем? Да, собственно, ничего, кроме того, что у Скворчанского было какое-то неприятие к нему на почве не то проигрыша в карты, не то по женской части. И еще, как показал майор Шестаков, он, будучи несколько лет назад в Татаяре, случайно столкнулся с Мастюгиным на вокзале. Шестаков уезжал, а поручик приезжал. И в беседе с майором он сказал, что приехал к Скворчанскому по поводу какого-то места, которое голова якобы ему обещал. Из чего я делаю предположение, что у Мастюгина наладились отношения с городским головой и что он, возможно, получил место. Это нам нужно будет проверить, возьми на заметку. Дальше. Мы знаем, что после того, как Скворчанский сбежал от Прудниковой, она вышла замуж за какого-то офицера из артиллерийского полка. И вот теперь угадай, о чем я думаю? – Начальник сыскной, перевалясь на левой бок, вопросительно посмотрел на Кочкина. Тот понимающе закивал и даже улыбнулся.
– Офицер, за которого Глафира вышла замуж после бегства Скворчанского, не кто иной, как поручик Мастюгин!
– Верно, я так думаю. Но это всего лишь предположение, однако оно такое привлекательное и соблазнительное, – фон Шпинне расплылся в улыбке, – что трудно устоять и тут же не поверить в это. Но мы будем крепкими, ничто не сможет сбить нас с толку. Это пока только предположение! Нам нужно узнать об этом Мастюгине поболее. Я не стал так уж наседать на майора, чтобы не насторожить его, поэтому придется еще раз побеседовать с ним, но уже в более располагающей обстановке. Да-да, – глядя на гримасу, которая исказила лицо Кочкина, сказал полковник, – в более располагающий обстановке. Возможно, придется пить, возможно, много пить, и возможно, даже наверняка, это будут крепкие спиртные напитки.
– Которые мне же и придется пить, – обреченно проговорил Меркурий.
– Почему? – Приподнялся на локтях фон Шпинне. – Не только тебе, а майор? Я думаю, это еще тот пивец. По крайней мере, вид у него человека загульного, который много пьет и мало пьянеет. Нам нужно будет сделать так, чтобы он опьянел, у него развязался язык, и он рассказал нам все, что знает, а может быть, и сверх того.
– А почему нам не поступить иначе…
– Просто пойти к майору и задать ему интересующие нас вопросы? – догадался Фома Фомич.
– Да! Почему нам не сделать именно так?
– Боюсь, что майор ничего не скажет. Вместо этого он предложит нам свои вопросы…
– Какие, например?
– Ну, хотя бы, зачем нам понадобилось это знать? Зачем стряпчим, пусть даже стряпчим по розыску, – фон Шпинне улыбнулся, – знать, как там все было в 1868 году. Думаю, это его насторожит. А если сообщить ему, кто мы есть на самом деле, он и вовсе не станет с нами говорить. Поэтому единственный способ что-то узнать у майора, это напиться с ним в стельку…
– Ну, раз другого выхода нет, что же, придется пить! – мрачно заключил Кочкин.
– А почему такое упадническое настроение? Нет, с таким настроем веселье начинать нельзя. Взбодрись! Майор – это что, в твоей жизни первый человек, которого ты будешь спаивать? Да у тебя за плечами их сотни, а ты прикидываешься девственником.
– Да не прикидываюсь я, просто у других нормальная служба, а у меня… – Меркурий махнул рукой.
– И у тебя нормальная служба. Ты сам ее для себя выбрал. Разве это был не ты, когда пришел ко мне, просил взять тебя в сыскную? Слезно просил…
– И ничего не слезно! – Кочкин сел к Фоме Фомичу боком и угрюмо уставился в стену.