– Хорошо, говорите шепотом. Итак, вы поспорили с кухаркой, потом помирились, что было дальше?
– Потом пришел мальчонка этот – Марко, посыльный от Джотто. Принес пирожные…
– Он принес их вовремя, не опоздал?
– Нет, точно в назначенное время. Я нарочно на часы в передней поглядела, было двенадцать минут девятого.
– Продолжайте.
– Взяла я у него пакет…
– Этот мальчик не показался вам каким-то странным, встревоженным?
– Да нет! – сразу, не думая, ответила Варвара. – Он был таким же, как всегда. Ну, может…
– Что? – спросил, точно выстрелил, Алтуфьев.
– Да нет, ничего, – отмахнулась горничная, – это я уж после всего случившегося сама придумываю, был обычным, как всегда. Взяла я, значит, пакет, посыльный убежал. Смотрю, а ленточка на узел завязана…
– И что с того? – не понял Алтуфьев.
– Ну как же? Всегда ленточки на пакетах бантиком завязывали, а тут узелок, да еще и затянутый. Я и огорчилась, вот, думаю, баба невезучая…
– Почему?
– Ленточку пришлось ножнями резать, а в тот день как раз моя очередь была.
– Ваша очередь резать ножницами?
– Да нет! – отмахнулась Варвара. – У нас договоренность была. Ленточки, которыми у Джотто пакеты с пирожными перевязывают, мы себе забирали. А что? Их все одно выбрасывают. Один день я брала, а другой день – кухарка, а сегодня как раз моя очередь была…
– Значит, ленточки всегда были завязаны бантиком, а в этот раз вместо бантика был узелок. Я вас правильно понимаю?
– Верно, да еще как затянут! Я взялась зубами развязывать. Да куда там! А тут время завтрак подавать, вот и пришлось резать. Жалко, ленточка красивая…
– Она какого цвета, эта ленточка?
– Красная.
– Всегда красная?
– Всегда!
– А может, случалось так, что ленточка была другого цвета?
– Нет, – замотала головой Варвара, – всегда красная. Да у меня за это время сколько их скопилось, и все красные. В этом, ваше благородие, можете не сомневаться.
– Что же было дальше?
– Ну, разрезала я эту ленточку. На кухне рядом Акулина Ивановна стоит. Развернула, гляжу, а в пакете… – Горничная замолчала.
– Ну что, что в пакете? – стал торопить ее следователь.
– А там вместо двенадцати этих буше – пирожных – тринадцать штук. Ну я и оторопела. Думаю, к чему бы это число такое несчастливое? А кухарка и говорит, что нам же лучше, сами тринадцатое съедим, хоть узнаем, какой вкус у заморских сладостей. Я и согласилась. Буше это разрезали напополам. Она сразу-то свою половину в рот запихала, жует и говорит: «Ой, вкусно-то как, теперь и помирать не страшно!» Я тоже хотела съесть, уже и руку протянула, да слышу, Михаил Федорович зовет завтрак подавать. Ну не явлюсь же я к нему в столовую с полным ртом? Пока хозяину за столом прислуживала, слышу, вроде шум какой-то. Михаил Федорович говорит: «Сходи, посмотри, что там такое». Я бегом на кухню. Кухарка на полу лежит и ногами мелко дрыгает. Я к ней: что случилось, а она в ответ только булькает. Потом и вовсе дух испустила, померла, значит. Я к хозяину доложить, прибегаю в столовую, а докладывать уж и некому. Хозяин тоже мертвый, вот как сидел на стуле, так лицом в пирожные эти окаянные и упал.
Горничная опустила голову и лицом коснулась подставленных ладоней.
– Вы сразу поняли, что и городской голова, и кухарка отравились пирожными? – спросил следователь, исподлобья глядя на Варвару.
– Нет, я про пирожные и не подумала… – ответила та простодушно.
– Почему же вы в таком случае не съели свою половинку?
– Да не до того было… – ответила горничная и осеклась. – А я ведь хотела съесть, хотела… это что ж выходит, Бог меня от смерти спас?
– Может быть и Бог… – в задумчивости кивнул Алтуфьев и, пристально глядя на Канурову, закончил фразу: – А может, вы знали, что пирожные отравлены. – Это прозвучала не как вопрос, а как утверждение.
– Да откуда я это могла знать? – не чувствуя никакой опасности в словах следователя, бросила Варвара.
– Откуда? – Следователь выбрался из-за стола и стал расхаживать по кабинету. – Вроде и неоткуда вам это знать, кроме одного…
– Чего?
– Если вы, мещанка Варвара Саввовна Канурова, сами отравили эти пирожные! – Алтуфьев сказал это громко, стоя у горничной за спиной. От таких слов Варвара даже пригнулась и хотела было вскочить на ноги, но следователь скомандовал: – Сидеть! – И она послушалась.
– Это не я, не я это! – забормотала и затрясла головой Канурова.
– Поверю, если скажешь мне… – Алтуфьев снова сел за стол. – Почему ты не съела свою половинку?
– Так ведь я уж говорила, Михаил Федорович позвал завтрак подавать, а потом, потом… два мертвяка в доме, уж не до пирожного было. Я за кучером, за Савоськой, кинулась, чтобы в полицию мчался, сообщить. Из дому-то вышла, а назад входить боюсь. Так и простояла до приезда жандармов. Это они меня в дом и затащили, я упиралась, так они силком, морды-то здоровые…