– А жили они где? – спросил Фома Фомич.
– Жили здесь, в доме Прудникова.
– Ну а чехарда-то в чем заключалась? – поинтересовался Меркурий.
– Пожила Глафира с новым мужем, уж не помню сколько, понесла, сразу слухи – что, мол, ребенок этот от Скворчанского. Потом, Глафира еще с пузом ходила, родители ее померли в один день. Подозревали отравление, но доктор сказал, что своей смертью… Однако никто в это не поверил…
– А что люди говорили? – голос у фон Шпинне был тихим, вкрадчивым.
– Говорили, будто бы это сама Глафира их на тот свет отправила, а потом полицейских подмазала, вот и вынесли такое заключение – вроде как время родителей пришло, вот и померли.
– Слухи – они ведь просто так не ходят. Дыма, как известно, без огня не бывает… – заметил Кочкин.
– Что дальше? – продолжил расспросы фон Шпинне.
– Глафира родила девочку, назвали ее, дай бог памяти, кажется, Светланой. Через какое-то время сама Глафира померла.
– Да у вас здесь прямо мор какой-то! – не выдержал Кочкин. А Фома Фомич продолжал:
– Ну и как объяснили власти смерть Глафиры?
– Да тоже сказали, что сама померла, уснула и не проснулась. Потом слухи пошли, что она на себя руки наложила. А дальше – больше, стали люди поговаривать, что Глафира эта и не померла вовсе.
– Это как же? – спросил фон Шпинне.
– Да будто бы опоили ее, она уснула, но так уснула, что все приняли ее за мертвую, вот так и похоронили – живую.
– А девочка эта, как ее там, Светлана, она куда делась после смерти матери?
– Как куда? Муж Глафиры, отец девочки, увез ее…
– Куда увез?
– Не знаю. Он после всех эти смертей дом продал, дело Прудниковых продал, собрался и уехал, а девочку забрал с собой.
– И вы не знаете ни его фамилии, ни имени?
– Ничего не знаю, – мотнула головой хозяйка, – да мне это и не за надобностью, всех-то не упомнишь!
– Хорошо! – прихлопнув ладонью по крышке стола, отчего звякнули стаканы, сказал Фома Фомич. – Теперь, уважаемая, расскажите про Скворчанского, он же, когда приезжал сюда, разговаривал с вами?
– Ну а то как же, разговаривал. Он, я так думаю, именно за этим в Сорокопут и приезжал, чтобы со мной поговорить.
– Ну и чем же он интересовался?
– Понимаете, он меня спрашивал… – хозяйка стала говорить тише, – он спрашивал, не видела ли я Глафиру…
– То есть как? Ведь Глафира умерла двадцать лет назад!
– Это меня тоже удивило. Как же, говорю, Михаил Федорович, как же это возможно? Ведь она давным-давно померла, уже и косточки-то, поди, рассыпались в труху.
– И что вам на это ответил Скворчанский?
– Да что ответил… – хозяйка замолчала потом продолжила: – Я, если честно, даже сомневаться в его душевном здравии начала. Говорит, будто бы приходила к нему Глафира, жива-живехонька… Я у него спрашиваю: может быть, ему это привиделось все? Нет! Говорит, не привиделось, приходила. Вот и стал он якобы после этого думать, а вправду ли Глафира умерла. Может быть, ее живой в гроб положили… Я ему рассказала, что ходили такие слухи, сразу после смерти, но то слухи. Люди такое обычно рассказывают для того, чтобы языком почесать. Хотела его успокоить, случай один рассказала, но, похоже, я на него еще пуще страху нагнала.
– А какую историю вы рассказали? – даже на бесстрастном лице фон Шпинне начало проступать удивление.
– Да там и не история вовсе, а так, случай. Просто умер один человек, ну так решили, что умер, доктор сказал. Похоронили, а потом он домой приходит…
– А как же он из могилы-то выбрался?
– А кто его знает, как-то выбрался!
– И вы этим рассказом хотели успокоить Скворчанского?
– Да! – кивнула Савельева. – А что? Я ведь про то говорила, что он сразу пришел домой, тот мужик, а тут уж двадцать лет прошло, как Глафиру похоронили. Не могла же она все это время в гробу лежать, а потом выбраться. А ежели тогда выбралась, то где все это время была?
После этих слов хозяйки Фома Фомич задумался, потом, продолжая разговор, перевел его на какие-то пустяки. Поговорили еще немного о второстепенном, поблагодарили Савельеву и поднялись к себе в комнату.

Глава 18
Разговор в гостиничном номере
После беседы с хозяйкой Фома Фомич предложил Кочкину подняться в комнату и обсудить услышанное.
– Ну, что скажешь, Меркуша? – спросил фон Шпинне чиновника особых поручений, когда они оказались в своем номере.
– Да что тут скажешь? – почесывая нос, проговорил Кочкин. – Только одно – дело это, как вода весной в Копанке, мутное. Со слов Савельевой, а ей какой смысл врать, городской голова приезжал в Сорокопут только затем, чтобы спросить, не видел ли кто Глафиру.