– Ну так вот, встретили проводника, он нам и посоветовал у Савельевых остановиться…
– Да потому и посоветовал, что зять он ихний!
– Говорит, к Мамыкиным не ходите, там грязно и клопов много…
– Да сам он клоп! – громко воскликнула хозяйка и рассмеялась. – Вот завелся гад поездной, и жизни нету от него. Ездит там да всякие гадости про нас рассказывает…
Хотел вначале Фома Фомич расспросить Мамыкину про Глафиру Прудникову, но потом передумал. Что-то тренькнуло внутри: «Не время!» А завел фон Шпинне другой разговор:
– Вы не помните, тут к вам больше чем месяц назад приезжал господин… – полковник в двух словах набросал портрет Скворчанского.
– Ну как же, помню. Видела я его, заходил сюда… – кивнула хозяйка.
– Отчего же он у вас не остановился?
– Да шут его знает! – хохотнула Мамыкина. – Видать, что-то ему у нас не понравилось или кто-то… – она повела плечом.
– Он что-нибудь спрашивал?
Хозяйка насторожилась. Веселые огоньки в ее глазах погасли, их сменил подозрительный блеск.
– Спрашивал! А вам зачем это знать понадобилось?
Фома Фомич снова наплел про то, что они разыскивают наследников. Мамыкина слушала, взгляд ее опять поменялся на веселый и озорно скакал с одного визитера другого.
– Ну что спрашивал? – после слов фон Шпинне проговорила она. – Да я уж и не припомню, что-то спросил, а что… нет, не вспомню… Хотя… Да, он спросил, давно ли мы в Сорокопуте живем.
– Что вы ему на это ответили?
– Ответила, что давно. Хотел он у меня еще что-то спросить, даже рот открыл, а потом передумал, махнул рукой, простился и ушел. Странный господин.
– Он больше к вам не заходил?
– Нет, а что ему тут делать?
«Что-то хотел спросить, а не спросил… Отчего же это он не спросил? Ведь не за тем заходил, чтобы узнать у Мамыкиной, давно ли она в Сорокопуте живет… Ну, мы с Меркурием тоже ведь не затем зашли, чтобы о Скворчанском расспрашивать…» – рассуждал про себя фон Шпинне.
Кочкин посматривал на Фому Фомича и тоже задавался вопросом: «Отчего начальник не спрашивает Мамыкину про Глафиру? Забыл, зачем зашли? Нет, не мог он этого забыть. Наверное, решил с этим делом повременить».
– И то верно, – соглашаясь с Раисой Протасовной, кивнул Меркурий, – что ему у вас делать, когда он у Савельевых поселился. А вы его раньше-то видели, господина этого?
– Того, который заходил?
– Да!
– Нет! Раньше я его не видела! – мотнула головой хозяйка. – Но признаюсь, если бы я его и видела раньше, то не запомнила, память девичья.
«Вот как! – подумал Кочкин. – Значит, почувствовал Фома Фомич, что бесполезно эту женщину о делах двадцатилетней давности спрашивать…»
Поговорив с Мамыкиной еще какое-то время, сыщики вышли из гостиницы и, оглядевшись, направились на запад от железнодорожной станции. Туда, где из-за домов была видна шатровая колокольня церкви Николая Чудотворца, на кладбище у которой и была похоронена Глафира Прудникова. По крайней мере, так утверждала Савельева.

Глава 20
Старая могила
Выйдя с пристанционной площади, фон Шпинне и Кочкин уже минули несколько улиц и прошли не меньше версты, а шатровая колокольня все не становилась ближе. Это говорило о том, что высота ее не меньше тридцати саженей. Наконец, уже изрядно подуставшие, сыщики добрались до церкви Николая Чудотворца и сразу же пошли к кладбищу, кресты которого выглядывали из-за церковного угла. Там в дощатом флигельке, всего лишь в одну комнату, они нашли кладбищенского сторожа. Он, спустив на пол ноги в старых юфтевых сапогах, лежал на лавке под иконой святого угодника и, прикрыв лицо ветхой соломенной шляпой, едва слышно похрапывал.
– Эй, любезный! – позвал фон Шпинне и для верности постучал по открытой двери.
– А, да! – Сторож испуганно сел, соломенная шляпа свалилась на колени, а потом на земляной пол сторожки.
– Не время спать! – заметил назидательно Фома Фомич.
– Да я так, прилег, сморило что-то, видать, к дождю… – стал оправдываться сторож, старик лет шестидесяти – шестидесяти пяти. Это обстоятельство обрадовало фон Шпинне, потому что в таком возрасте сторож должен знать, кто и где похоронен, а возможно, и похороны помнить.
– Нам бы могилку одну отыскать, поможешь?
– Помогу, а как же! Это моя первейшая обязанность, ибо приставлен я к этому месту Богом, и такой мой жизненный удел – быть проводником для ныне здравствующих в царство мертвых! – сторож говорил немного нараспев. И хотя он не был духовного звания, но, очевидно, частое общение с церковным дьяконом сделало его речь такой же, как и у последнего.