– Что вы имеете в виду, когда говорите «ведут себя странно»? – спросил исправника фон Шпинне.
– Ну вот приехали, а ко мне почему-то не зашли! – сказал Померанцев, примеряясь взглядом то к начальнику сыскной, то к Кочкину.
– Да мы ведь только вчера приехали и, заметьте, поздно вечером, пока устроились на ночлег, а вот сегодня навестили вас…
– Но прежде вы зашли в гостиницу Мамыкиных, потом прогулялись на кладбище, где, если я не ошибаюсь, имели разговор с кладбищенским сторожем…
Исправник показал большую осведомленность о перемещениях сыщиков по Сорокопуту. И поскольку уже им знакомый Канашкин физически не мог доложить об этом, становилось ясно, что за ними еще кто-то следил. Фома Фомич понял – Померанцев не так прост, как это может показаться на первый взгляд, да и где она, простота среди полиции? Канашкин ни словом не обмолвился, а ведь наверняка знал, что кроме него за ними еще кто-то следит… Похвально!
Однако на деле все обстояло совсем не так. Никто, кроме Канашкина, за сыщиками не ходил. Откуда же тогда исправник узнал о визите сыщиков в гостиницу Мамыкиных и на кладбище, а главное, об их беседе с кладбищенским сторожем? Мы скажем больше: исправник знал и о чем была эта беседа. Нет никакого ясновидения. Сорокопутовский исправник не страдал болезнью видеть на расстоянии. Просто дело в уездном городе было поставлено таким образом, что некоторые жители Сорокопута, а именно: владельцы гостиниц, дворники, железнодорожные служащие, сторожа и прочие люди, от которых может зависеть порядок, являлись еще и добровольными помощниками уездной полиции.
– Все, что вы говорите, уважаемый Никита Станиславович, это чистейшая правда, но это можно легко объяснить. Все наши визиты были сделаны по пути к вам. Мы, с вашего позволения, решили поступить рационально…
– Да нет, господа, я говорю вам это не в упрек, а чтобы объяснить свои действия. Согласитесь, если бы вы находились на моем месте, то поступили так же, а может быть, и еще осмотрительнее. Город наш, как вы изволите видеть, небольшой, особых достопримечательностей в нем нет, люди живут тоже простые, без затей каких. И вот всегда, по крайней мере у меня, возникает вопрос: а для чего, по каким таким надобностям кто-то сюда приезжает, какой в том прок? Зачем этот человек или люди, – Померанцев перевел взгляд с одного сыщика на другого, – вместо того, чтобы поехать в действительно заслуживающее их приезда место, едут в Сорокопут? А это, опять же на мой взгляд, подозрительно. Вот и стараемся мы присматривать за всеми приезжими, вы тоже не явились исключением.
Сказав все это, сорокопутовский исправник вопросительно уставился на своих гостей, как бы говоря: «Нет, это все-таки мне придется вас слушать!»
Фома Фомич с этим согласился и рассказал Померанцеву все ту же историю с наследством.
– Может быть, вы что-то знаете про это? – в конце своего рассказа спросил он у исправника.
– Нет-нет! – отрицательно замотал головой тот. – Я человек в Сорокопуте новый. Ну, не то чтобы совсем новый, назначен сюда пять лет назад. Но это, как я понимаю, не срок, потому что ваша история двадцатилетней давности. Поэтому ничем вам помочь не смогу! Ну, может быть, в чем-то другом…
– Вот ради этого другого мы к вам, собственно, и пришли. Вы говорите, что устанавливаете наблюдения за каждым приезжим. Это так?
– Да, это так. Но не понимаю, куда вы клоните?
– Нас интересует пребывание в Сорокопуте господина Скворчанского: куда ходил, с кем встречался. Я надеюсь, вы сможете предоставить нам такие сведения?
Исправник задумался, вернее сделал вид, что задумался. У него не было никаких мыслей. Он уже решил – в том, что губернские сыщики узнают о пребывании в Сорокопуте их же земляка, нет ничего опасного. Просто делать вид, что думаешь, его научил предшественник, уверяя Никиту Станиславовича: подобное поведение делает человека в глазах собеседника не какой-то там пустышкой, а лицом серьезным и основательным, внушающим уважение.
– Ну так что, мы сможем получить эти сведения? – вывел Фома Фомич из искусственной задумчивости сорокопутовского исправника.
– Не вижу в том никаких препятствий…
– Значит, вы нам позволите взглянуть на бумаги?
– На какие бумаги? – исправник сделал вид, что не понимает, чего хотят от него губернские сыщики.
– Рапорты, которые составлял агент после…
– Конечно можно, хотя… Я вспомнил, у нас небольшая неприятность…
– Какая неприятность? – Фон Шпинне успокоенно улыбнулся, поняв, что не все так благополучно в уездном городе Сорокопуте, как это казалось вначале. Это кажущееся благополучие даже несколько настораживало.