– И что же мы должны принести? – перебил сторожа практическим вопросом Фома Фомич.
– Да хоть что. Например, цветы. Они цветы любят. Я порой, – сторож коснулся пальцем своего большого хрящеватого уха, – слышу, как они их нюхают…
– Ты давно при покойниках-то состоишь? – спросил начальник сыскной.
– Да с детства. Отец мой, Спиридон, царствие ему небесное, тут служил, а до него – дед. Ну а мне куда? Да я и не жалею, что жизнь свою среди могил провел. По молодости, конечно же, кручинился, а теперь – нет, тут спокойно. Правда, не женился я в свое время, боялись девки за меня замуж выходить, из-за кладбища этого, вот и остался как есть бобылем. Кто тут после меня сторожить будет, не знаю!
– Что же это, получается, пресеклась династия? – сочувственно проговорил Фома Фомич.
– Пресеклась! – кивнул сторож. – Ну да ладно, как оно сложилось, так и сложилось, жалеть уж поздно.
– Ты вот говоришь – цветы, а где нам их взять?
– Ну, это проще, чем вы думаете, и стоит всего лишь гривенник…
– Давай тащи!
Сторож ушел, а Кочкин, глядя на Фому Фомича, спросил:
– Ну и стоит ли гривенник тратить? У него тут торговлишка небольшая, вот он и придумывает байки всякие…
– Байки всякие? А почему тебе после этих баек нехорошо, трусливо сделалось? Ты думал, я ничего не замечу? Ошибаешься, я вижу не все, но кое-что вижу. Что же касаемо, как ты говоришь баек, то это не просто байки, это часть нашей культуры, наследие предков…
– Но вы же немец, какое наследие предков?
– Немец? Да во мне, если знать хочешь, немецкого вот сколько! – И начальник сыскной отмерил половину ногтя. – Матушка моя русская, из вологодских дворян, и скажу тебе больше, бабка моя, супруга деда, тоже русская. И вот теперь считай, сколько во мне от немца, а сколько от русского.
– Ну, это да, – мысленно прикинув, проговорил Меркурий, – получается, что вы почти русский?
– Почти, – сказал точно обрубил фон Шпинне. – И скажу тебе как почти русский: к человеку, если он к тебе с добром идет, нужно относиться как к человеку.
Кочкин смотрел на своего начальника и не мог разобрать, верит тот в то, что говорит, или просто, следуя давней привычке, заводит добрые знакомства, которые, кто знает, может быть, когда и пригодятся.
– Ну, так тоже – гривенник туда, гривенник сюда…
– Да не ворчи ты, скупой рыцарь, все эти деньги вернутся сторицей, вот попомнишь мои слова… – начальник сыскной не договорил, потому что вернулся сторож, держа в руках букет белых астр.
– Вот, и всего-то гривенник. Вот тут у нас на углу, где цветами торгуют, вам никто такой букет меньше чем за полтинник не предложит, а я нежадный…
Фома Фомич отдал гривенник, цветы сунул Кочкину и, повернувшись к сторожу, сказал:
– Ну что, старик, веди.
– Так, это, а куда вести? Вы ведь не сказали, куда вести. На чью могилку вы пришли?
– Да, действительно, не сказали. Отведи нас к могиле гласного городской думы Тимирязева!
– У нас их тут несколько, Тимирязевых. Вам к которому?
– Ну я же тебе говорю, гласный городской думы Тимирязев!
– Я этого не понимаю, кто гласный, а кто – нет, мне как его звали надобно!
– Отведи к тому Тимирязеву, которого похоронили здесь двадцать второго мая! – помог Фоме Фомичу Кочкин.
– А, вот куда. Ну, так бы сразу и сказали. Это там, в том краю… – Сторож направился в левую сторону кладбища и жестом увлек за собой сыщиков. – Только тут ступайте с оглядкой, чтобы в открытую могилу не сверзиться, дурная это примета!
Шли недолго, как ни старался чиновник особых поручений, так и не увидел открытой могилы. Врет старик, специально страху нагоняет, вот шельма… Только Кочкин это подумал, и точно враг мысли прочел, за малым не угодил в черную прямоугольную дыру, которая возникла справа от тропинки.
– А вы почему ямы досками не закрываете? – спросил он у впереди идущего сторожа.
– А зачем? Тут никто не ходит, а у нас на это дело и тесу нету, да и потом, у нас ни разу такого случая не было, чтобы кто-то в могилу свалился. На других кладбищах, знаю, бывало, а у нас нет.
– А что, если свалится?
– Это уже судьба такая…
Подошли к горе венков, под которыми не видно было могильного холмика с еще не потемневшим сосновым крестом с янтарными капельками.
– Вот он, ваш Тимирязев. Ну, вы тут оставайтесь, а я пойду. Если надобность какая возникнет, то меня вон в той стороне в сторожке найти можно.
– Ну что же, – проговорил начальник сыскной после того, как сторож ушел. – Теперь давай смотреть, что могло напугать Скворчанского на этих похоронах.