– А что смотреть-то, я не понимаю! – отозвался на этот призыв Кочкин.
– Да ты просто смотри, но смотри внимательно, может что-то необычное и увидишь…
– Да что необычное можно увидеть на этом кладбище? Может, Скворчанский чего-то другого испугался, а мы сейчас все царство мертвых на брюхе исползаем, и никакого результата!
– Ну не хочешь, не надо, я сам буду искать, – как-то необычно миролюбиво проговорил начальник сыскной, и это показалось Меркурию подозрительным. За фон Шпинне водились кое-какие грешки, и один из них был – желание отыскать все самому. Чтобы потом где-нибудь взять да упрекнуть своего помощника. И потому Кочкин решил тоже искать, чтобы не давать Фоме Фомичу возможности в будущем куражиться.
Осмотр могилы Тимирязева и окрестных могил занял что-то около получаса, но никаких результатов не принес. Оба сыщика были раздражены. И если начальник сыскной еще как-то пытался скрыть свое раздражение, то у Кочкина не было подобного стремления, и все недовольство читалось на его лице, а также выражалось в резких движениях и громком хмыканье.
Фома Фомич вдруг остановился и, поводя головой из стороны в сторону, сказал:
– А почему я решил, что напугавшее Скворчанского находится где-то вблизи могилы Тимирязева, ведь это могло быть и в другом месте!
Эти слова заставили Кочкина сначала остолбенеть, а потом взбунтоваться.
– Это что же, нам придется осматривать все кладбище? – почти закричал он.
– Ну не все, а только часть. Ты все равно, вижу, плохо ищешь, сходи лучше и позови сторожа.
– Скажи мне, старик, – обратился начальник сыскной к сторожу, когда Кочкин привел его. – Ты нам сможешь показать дорогу, по которой гроб с Тимирязевым несли к могиле?
– Тут на кладбище?
– Да!
– Ну, это нам надо к воротам, а оттудова я вас поведу…
– Что же, пошли к воротам, – кивнул фон Шпинне и при этом подмигнул Кочкину, мол, не горюй!
От ворот пошли по центральной аллее кладбища. Несколько раз сворачивали. Тропинка сужалась. Фома Фомич шел бодро, вертя головой по сторонам, за ним плелся Кочкин, у которого хватало сил лишь только для того, чтобы смотреть себе под ноги. В кронах кладбищенских деревьев щебетали птицы, им было невдомек, что место, где они свили свои гнезда, – печальное, и здесь нужна тишина.
– Птицы у вас тут хорошо поют, – заметил начальник сыскной.
– Да, хорошо! – согласился с ним сторож и поднял голову. – Но иногда конфузы случаются…
– Какие конфузы?
– Да хоронили тут одного железнодорожного чиновника, поездом зарезало. Правда, поговаривали, что сам кинулся, но это слухи. Так вот, вдова сильно печалилась, а когда гроб в могилу опускали, мало того, что паровозы на станции гудели, так еще и птицы, до того молчавшие, точно с цепи сорвались, давай трели выводить, да так громко, что в ушах звенело. Ну, вдова и взбесилась, стала камни с земли поднимать да в птиц кидать, а…
Сторож не договорил, потому что на его плечо медленно опустилась тяжелая рука начальника сыскной.
– Все, старик, – сказал он тихо, горящий взгляд его был устремлен мимо сторожа. – Спасибо тебе за помощь, можешь идти, мы дальше сами. Да, и еще, ты нам сегодня понадобишься, так что с кладбища не уходи.
Сторож, суетливо кивая, удалился. Удивлялся он странным посетителям или нет – неизвестно. Хотя, если сказать честно, кладбищенских сторожей трудно чем-то удивить.
Фома Фомич поманил пальцем Кочкина и кивнул в сторону одинокой могилы, стоящей в тени большого тутового дерева. Чиновник особых поручений лениво посмотрел туда, ахнул и попятился, чуть не наступив на башмаки начальника сыскной, который придержал Меркурия за плечи и, склонившись к его уху, тихо спросил:
– Ну что, Меркуша, ты все продолжаешь думать, что я дурак?
– Я так никогда не думал! – возмутился Кочкин.
– Никогда-никогда?
– Ну, может быть, один раз…
– И этот раз был сегодня?
Кочкин ничего не ответил на вопрос начальника, он подошел к могиле и, долго глядя на нее, сказал:
– А может быть, это однофамилица?
– Да, однофамилица, у которой такое же имя, год рождения и дата смерти. Ты не считаешь, что слишком много совпадений?
Чиновник особых поручений сдвинул на затылок свой засаленный буро-рыжий котелок и почесал лоб, как раз в том месте, где шляпа надавила красную полоску. Глаза не мигая смотрели на деревянный крест с жестяной табличкой, на которой черной краской было выведено: «Глафира Прудникова. Убиенная мужем. Скорблю по тебе. Дочь».
– Все-таки есть у него дочь, – проговорил чиновник особых поручений.