– Идем дальше. А что от смерти головы получаешь ты?
– Ничего! – торопливо, скороговоркой выпалил купец.
– А вот это как раз и есть неправда. От смерти Скворчанского ты… вы все, – начальник сыскной кивнул в сторону окна, – получаете много. Первое, – Фома Фомич принялся загибать тонкие длинные пальцы, и изумруд в платиновой оправе блеснул на правой руке, – кондитерская Джотто теряет покровителя. Второе, она теряет клиента. И третье, Джотто попадает под следствие, а потом, возможно, и на каторгу! Все! Черные тучи расступились, небо снова голубое…
За спиной фон Шпинне раздалось деликатное покашливание, и к столику подошел хозяин трактира Иван Евграфович Дудин, плотный, гладко выбритый мужчина средних лет. Лицо у Ивана Евграфовича было озабоченным.
– Что, братец? – спросил начальник сыскной.
– Гляжу, ко второму не притронулись, может быть, эта, невкусно?
– Нет-нет, все отменно, просто заболтался.
– Так, может, эта, сменить тарелочку, остыло все давно?
– Спасибо за беспокойство, однако не стоит. Так съем.
Кивая и пятясь, Дудин ушел. А Фома Фомич снова вернулся к прерванному разговору:
– Ну что, согласен со мной, Иван Васильевич?
Всякое мог ожидать купец Кислицын, которому по жребию выпало идти от имени татаярских кондитеров с просьбой к начальнику сыскной, но то, что он в мгновение ока сделается виноватым и, более того, даже поверит в это, такого он не ожидал… Правду люди говорят про фон Шпинне – змей, настоящий змей!
– Согласен, – кивнул купец.
– По-прежнему хочешь, чтобы я расследованием занялся, или пусть уж Яшка Алтуфьев ковыряется, горничную пытает да на нее всех собак вешает? – широко улыбнулся Фома Фомич, сверкая белыми ровными зубами.
– Да, пусть уж, эта, Яков Семенович, пусть Яков Семенович! Ему виднее будет, может, и правда, что горничная отравила… Да, скорее всего, она, кто же еще? Вот так если рассудочно подумать – горничная, больше некому!
– Ну, если у тебя все, то можешь идти, а я буду обед заканчивать.

Глава 4
Новое отравление
Несколько дней спустя
Фома Фомич вышел из сыскной, сел в полицейскую пролетку и велел кучеру Касьяну, бородатому мужику исполинского размера, ехать на Прокловскую.
– Знаешь кухмистерскую Кислицына?
– Так точно, ваше высокоблагородие, знаю! – пробасил Касьян.
– Вот туда и правь. Подвезешь меня, только остановишься не у самого входа, а чуть поодаль… ну, да ты в курсе.
– Так точно, в курсе.
Всю дорогу к Прокловской ехали молча, когда прибыли на место, Касьян остановил лошадь, как и было велено, – чуть поодаль, и, повернувшись к фон Шпинне, тихо сказал:
– Вон дом серенький, в два этажа…
– Вижу, – кивнул начальник сыскной, оглядывая улицу.
– На первом – шесть окон с розовыми занавесками. Это и есть кухмистерская Кислицына…
– А отчего вывески нет? – спросил фон Шпинне.
– Дом угловой, она с другой стороны, там же и вход.
Фома Фомич выбрался из пролетки и, глядя на кучера, сказал:
– Жди меня здесь и не вздумай заняться извозом! Не смотри на меня невинными глазами, я все знаю.
– Да было всего лишь один раз, и то знакомая попросила…
– Было три раза, три! И это то, что я знаю. На самом деле их, может быть, и больше.
– Три! – кивнул кучер.
– Значит, было больше, если ты так быстро согласился.
– Нет-нет, три раза! – убеждал кучер начальника сыскной, похлопывая себя по груди раскрытой огромной ладонью. – Вот как на духу…
– Хорошо, пока оставим, но имей в виду: поймаю с поличным – сурово накажу.
Глядя на этот разговор со стороны, можно было подумать – высокий, щегольски одетый господин в светло-серой пиджачной паре и соломенном канотье торгуется с извозчиком.
Оставив пролетку и хмурого кучера, начальник сыскной не спеша направился к заведению купца Кислицына. Обогнув угол, оказался у входной двери. Тут же с Фомой Фомичом поравнялся неприметный человек в платье мастерового, замедлил шаг, едва заметно кивнул и пошел дальше. Это был полицейский агент, ведущий наружное наблюдение за кухмистерской. Таким способом он сообщил, что хозяин заведения на месте.
Полковник приоткрыл дверь. Придержал, чтобы не звякнул колокольчик, и, переступив порог, оказался в просторном светлом зале, где приятно пахло свежей выпечкой. По правую руку располагался буфет с огромным брюхастым самоваром на кривых ногах. Влево уходил узкий, но длинный зал с десятком накрытых белыми скатертями столиков.
В заведении было пусто, даже буфетчик куда-то отлучился. Фома Фомич подошел к витрине со сладостями. Провел по стеклу пальцем и остановил напротив пирамидки вафельных рожков. Поднял голову – не появился ли буфетчик, в заведении по-прежнему было пусто.