– Да никто меня не пугал… – буркнул Кочкин, и это явно говорило – было что-то в его детстве, было…
– Ну ладно, – кивнул фон Шпинне. – Отомри и пошли к настоящей ведьме. Посмотрим, как ты там во двор зайдешь.
Подошли к соседнему дому. Дворы похожи, грядки похожи, сыщики смотрели на этот двор и думали: а не ошиблись ли они и на этот раз? Однако думать долго не пришлось. По улице шла какая-то старуха, они остановили ее и спросили, в этом ли доме живет Манефа Шептунова.
– В этом, – коротко ответила старуха и вошла в калитку шептуновского двора. Пройдя несколько шагов, остановилась и, обернувшись к сыщикам, прокричала: – Ну, чего стоите, рты разинув? Входите, раз пришли…
– А вы, бабушка, кто будете? – спросил Кочкин.
– Да кто? Я и есть та самая Манефа, к которой вы пришли!
– А собака у вас есть? – продолжил пытать старуху Кочкин.
– Нету у меня собаки, я сама как собака! – сказав это, Манефа повернулась к Меркурию и улыбнулась ему белыми ровными зубами, которые выглядели на старом сморщенном лице как-то сказочно пугающе. – Входи, входи, это ты, что ли, от мужской слабости страдаешь? – спросила она Кочкина. Вопрос этот указывал на то, что слухи в Сорокопуте распространяются с чудовищной скоростью.
– Нет, это не я! – скороговоркой выпалил Кочкин.
– А кто, ты? – Манефа перевела взгляд на фон Шпинне. Но тот не ответил, потому что за него сказал Кочкин:
– Нет, это не он, мы вообще другие люди… Мы, бабушка, из полиции. Хотим задать вам один вопрос, ну, может быть, два…
– Может, тогда в дом пройдем, – предложила Манефа.
– Да думаю, что не стоит, – ответил ей фон Шпинне и добавил, указывая на зеленую скамейку у стены: – Вот здесь сядем и поговорим.
– Ну, давайте здесь! – согласилась Манефа.
Сели, начальник сыскной с одного края лавочки, а старуха-знахарка с другой. Кочкин остался стоять.
– Ну, чего спросить-то хотели? – светло-коричневые глаза старухи чуть-чуть косили, поэтому создавалось впечатление, что она смотрит куда-то в сторону.
– Ходят слухи…
– Слухи завсегда ходят, хоть и ног у них нету! – бросила знахарка.
– Так вот… – продолжал Фома Фомич, – ходят слухи. Хотя нет, не так. Вы вначале вот что скажите: вам знакома такая фамилия – Скворчанский?
– Скворчанский? – Старуха задумалась, склонив голову, повязанную черным платком с белой оторочкой, чуть в сторону. – Нет, я про такого не слыхала, а кто это?
– Вот теперь я вернусь к слухам. Они утверждают, что именно Скворчанский приходил к вам и будто бы просил, чтобы вы продали ему какую-то сильную отраву…
– И когда такое было? Я и вовсе отравами не торгую! – отмахнулась старуха. – А слухам не верьте. Я, что же это, душегубка какая?
– Значит, никакой Скворчанский к вам не приходил и отравы не просил?
– Ну, я так сказать не могу. Ко мне многие приходят, отраву просят, но я никому ничего такого не продаю. Нет, нет! А скажите, когда это было, когда ко мне этот Скворчанский приходил? Ну, по слухам?
– Было это больше двадцати лет назад.
– Больше двадцати лет назад, – старуха, приложив сухую, как ветка, ладонь к щеке, рассмеялась, – да я уж не помню, что вчерась было, а вы про двадцать лет…
– Хорошо, пойдем с другого боку. Вы помните Прудникову Глафиру?
– Это ту, которую живой похоронили? – спросила знахарка.
– Откуда вам известно, что ее похоронили живой?
– Ну, известно откуда, по слухам! Сказывали, будто бы муж ее отравить хотел, но не отравил. Вместо яда подсыпал ей сонное зелье, вот она и уснула. А ее за мертвую приняли и похоронили…
– Вот у меня сразу и вопрос: если муж подсыпал Прудниковой сонное зелье, откуда он его взял?
– Ну, я не знаю…
– Да вы не торопитесь, подумайте. Может быть, все-таки кто-то приходил к вам за зельем, и вы ему его продали?
– Дело-то давнее, может, и приходил кто-то, сейчас уж трудно припомнить… – Старуха беспокойно перебирала темными узловатыми пальцами складки канифасовой юбки.
– Значит, мог и приходить, зелье спрашивать?
– Мог, но я не помню, вот как на духу! – Манефа сложила руки на груди.
– А скажите мне тогда как на духу, есть ли такое снадобье, выпив которое, человек может уснуть таким образом, что его примут за мертвого?
– Такое снадобье есть, врать не стану…
– А вы его кому-нибудь продавали?
После вопроса начальника сыскной Манефа замолчала и долго сидела, все раздумывала чего-то.
– Вы говорите, говорите, вам за это ничего не будет. Мы сюда приехали не вас арестовать, мы другого человека ищем…