— Доброго утра, Мари. — в приоткрывшейся двери выросла высокая и стройная фигура юноши с лицом настолько светлым и чистым, что само его присутствие здесь казалось лихорадочным бредом.
— Корнелий... — гримаса неудовольствия не сошла с лица Мари, не скрывая эмоций, она поджала губы, — Что такое?
— Все уже на столе, я... — взгляд серых глаз стал горестным при виде раздражения на лице убийцы, но только сейчас остановился на Терис, — Новая сестра?
— Терис. — девушка ощутила нечто вроде смутного облегчения от того, что хоть он не знает все о ней наперед.
— Я Корнелий, очень рад встрече. Ты давно у нас?
— Ты бы знал побольше, если бы не бегал так часто к своим алтарям а хоть изредка узнавал о новичках. — Мари нехотя, будто делая величайшее одолжение всему миру, отложила наточенный клинок.
— Спикер отпускает меня. — в голосе Корнелия смирение слилось с непоколебимым уважением, что заставило Мари, задрав голову, поспешно выйти в коридор. Терис ничего не оставалось, кроме как последовать за ней, ощутив смесь благодарности и некоторой симпатии к Корнелию, который тихой тенью последовал за ней, печально опустив взгляд в пол.
— Ты убила Руфио? — его голос, тихий и чистый, приличествовал бы паладину или рыцарю, но никак не убийце.
— Да, это был первый контракт. — Терис обернулась к нему и замедлила шаг, не горя желанием догонять умчавшуюся вперед Антуанетту Мари.
— Это чистый контракт. Руфио заслужил смерти своими преступлениями. — серые глаза зажглись спокойным и ровным огнем; с таким огнем шли в бой рыцари, защищавшие Сиродил от даэдра, с таким же, наверное, шла во врата Защитница, на рассказах о которой выросла Терис. — Я хотел получить этот контракт, но Спикеру виднее.
— Здесь разрешают выбирать контракты?
— Нет. Но ты можешь отказаться от выполнения, если это не приказ лично тебе. Но обычно контракты распределяются в соответствии с личными качествами исполнителя. Тебя никогда не пошлют убивать в открытом бою закованного в броню легионера, а Гогрона — незаметно подсыпать яда аристократу. — Корнелий слабо улыбнулся, но глаза его были по-прежнему грустны, — Я здесь два года, побывал на разных заданиях, но, должен признать, немногие из них заставили меня пойти против совести. Наши жертвы... Их есть, за что убивать.
— А как быть с невинными жертвами? Наверное, кто-то заказывает зажившихся на этом свете родственников или конкурентов. — вопрос сорвался сам, запоздало породив внутреннее сожаление: ставить Корнелия в тупик Терис не хотела.
— Что же, все жизни в руках Девяти. — вопреки ее опасениям, Корнелий ответил спокойно, не задумавшись ни на минуту, — Все мы лишь орудие в их руках. Кто-то умирает от болезни, а кому-то судьба принять смерть от наших клинков или ядов. Но я бы предпочел, чтобы все они были мерзавцами, так убивать намного легче...
Медленным шагом они спустились на нижний этаж, где в просторном помещении размещалась кухня, она же — столовая, неожиданно уютная и теплая от жарко натопленной печи. Антуанетта Мари, несколько успокоившаяся, но все еще недовольная, сидела за массивным дубовым столом в компании старого хаджита с еще более угрюмым лицом и Очивы. Рядом с ними, привалившись к стене, то ли дремал, то ли притворялся спящим норд, больше всего напоминавший Терис наемников, толпами валивших в дешевые таверны вдали от больших дорог. На ее «доброе утро» отреагировала одна Очива: аргонианка оскалилась в улыбке и моментально поставила на стол еще две кружки с травяным отваром; хаджит, скосив глаза, презрительно прошипел что-то под нос, норд остался неподвижен и безмолвен, наведя девушку на мимолетную мысль, что кто-то из братьев и сестер все же нарушил догмат и прикончил надоевшего всем пьяницу, но села она на почтительном расстоянии от него.
— Харберт теперь долго не проснется, можешь не бояться. — Очива придвинула к девушке тарелку с хлебом и сыром, — Пара капель вина летаргии дадут ему проспаться.
— Вино летаргии? — Мария вздернула брови, и ее лицо вновь приобрело несколько надменное выражение, — Оно выдается не для этого, каждая капля на учете. И потом, это же наш брат...
— Напоминай себе об этом каждый раз, когда он будет пытаться ущипнуть тебя за задницу или за что-нибудь еще, а не пытайся выколоть ему глаза.
Густо покраснев, Мари замолкла и вернулась к еде, Корнелий метнул на спящего норда гневный взгляд, непременно испепеливший бы его, если бы бретонец имел такую возможность. Терис сосредоточилась на еде, изредка чувствуя на себя взгляды хаджита — явно неприязненные, полные пренебрежения и злости, а так же почти читавшегося в глазах пожелания ей подавиться. Усталую и голодную полукровку это не смущало; остальные были к ней добры, появилось место, где можно было отоспаться, а в ближайшем будущем ждал Винсент Вальтиери и работа, обещавшая быть по-своему интересной.
Глава 6
Следующие два дня в Братстве прошли спокойно, если так можно было сказать о месте, где жили люди, для которых убийства давно стали привычным и любимым делом. Терис этот факт не смущал с самого начала, она знала, куда идет, приняв из рук Спикера эбонитовый кинжал и убив им Руфио, и еще не пожалела о своем выборе. Братья и сестры были добры к ней больше ожидаемого, и условия жизни под землей, где не было ни дня, ни ночи, ее устраивали, тем более, что была возможность подняться в дом к Телендрил и Гогрону, где из окон виднелось небо и узкие улицы Чейдинхолла, почти всегда пустые и мрачные в этой части города. Но этой возможностью полукровка еще не пользовалась, а последовала совету Винсента Вальтиери и провела два дня, восстанавливая силы и погрузившись в изучение Догматов. Значение первого из них все еще оставалось загадочным, смущало своей недосказанностью, но тревожить вопросами она больше никого не стала, отчасти не желая отвлекать их от своих дел, отчасти опасаясь услышать о еще чьем-то общении с Ситисом, Матерью Ночи, Шеогоратом или еще чьим-то голосом, время от времени звучащим в голове. Антуанетта Мари, хоть и жила с ней в одной комнате, заметно умерила свое общение а заодно, как поняла из ее охладевшего взгляда Терис, и добрую часть душевного расположения к ней. То ли взглядом, то ли отстраненным молчанием Терис дала ей понять, что не разделяет ее фанатизма, тем самым безмерно разочаровав бретонку и сведя все разговоры к нескольким ничего не значащим фразам за день, произносимым скорее из вежливости, чем из искреннего желания общаться.
Что касается остальных, то с ними все было гораздо проще, не считая старого хромого хаджита, которого звали М`Раадж-Даром. Он так и не заговорил с ней, в ответ на слабые попытки поздороваться отвечал раздраженным шипением и невнятным злым ругательством под нос, разбираться в котором Терис не хотела: его отношение к ней ее интересовало мало, а собственный запас крепких выражений не нуждался в пополнении.
К концу вторых суток в убежище настроение Терис было непривычно хорошим, и испортить его не могло ни ворчание хаджита, ни ругань проснувшегося Харберта, которой он осыпал Корнелия где-то на нижних этажах. Отоспавшаяся, сытая и отдохнувшая впервые за долгое время, она едва ли не вприпрыжку добралась до комнаты Винсента, вновь по счастливой случайности избежав встречи с нордом; его шаги, быстрые и тяжелые, прозвучали за спиной и свернули в тренировочный зал. Кажется, Корнелий не дал ему снова напиться, на несколько часов, а может, даже дней, подарив убежищу спокойствие и трезвого брата. Все же он полезен, как бы ни шипела в его адрес Мари... И его рыцарское благородство, такое неуместное, чужое в этом подземелье среди убийц, не так уж глупо, ничуть не глупее, чем голос Ситиса в ее голове, во всяком случае, толка от него больше.
Знакомые двери комнаты Винсента были приоткрыты, и Терис ускорила шаг, когда хлестнувший по ногам длинный лысый хвост огромной крысы заставил ее испустить короткий, но оглушительный крик, отшатнувшись назад и потянувшись к поясу, где обычно висел кинжал. Крыса, лоснящаяся, размером со среднюю собаку, на это отреагировала весьма интеллигентно: неторопливо сев на задние лапы, она посмотрела на Терис вопросительно-строгим взглядом, как будто пытаясь спросить у нее о причине ее испуга и одновременно уверить в том, что пугаться причины нет.