— Несомненно, алейды, чей покой он потревожил.
— О да. И оттого еще более печально, что едва ли оружие и запертые двери спасут его, если древние придут и за ним... — Монета описала последний круг между пальцами торговца информацией и исчезла. — Проклятие, знаете ли совершенно ужасная вещь. Быть может, оно уже его настигло. Несчастный неделю не выходит из дома и угрожает убить каждого, кто переступит порог... Ну разве безумие не может быть карой, посланной древними?
Терис медленно кивнула.
Все так, как она и предполагала. Маттиас Драконис в городе, в своем доме, и не намеревается выходить оттуда. Сошел с ума, как говорит босмер, и это похоже на него. Он будет биться, как загнанный в угол зверь, и в этой битве у нее нет шансов. Она не переступит порог его дома, не влезет в закрытое ставнями окно. Бросить в дымоход колбу с жидким огнем? Едва ли огонь охватит весь дом. А если Маттиас и будет вынужден выйти, то точно сбежится вся улица, в том числе и стража. Скамповы легионеры, слишком опасные после смерти второго своего командора за три месяца, готовые преследовать всех и вся, искать убийц днем и ночью и хватать всех, кто хоть как-то с ними связан...
***
Утро в Талос Плаза было солнечным и тихим. Резные тени дубовых ветвей падали на белые стены домов, веяло прохладой от фонтана, и где-то наверху пели птицы. Тихий и теплый ветер шевелил страницы только что купленной книги по алхимии и доносил аромат сирени, заглушавший запах крови, которую еще не успели засыпать песком.
Терис перевернула страницу, не столько читая, сколько любуясь изящной вязью заглавных букв и испытывая жгучую благодарность Спикеру за долгие часы, проведенные за переписыванием текстов.
Текст доноса был краток, но не лишен убедительности. Или же легионеры просто рьяно следовали приказу своего нового командора. А может, некие известные слишком многим в городе подробности жизни Маттиаса Дракониса заставили их поверить в правдивость письма и прийти с проверкой.
Терис знала, что никогда не получит точного ответа, но он был не нужен. Важно то, что они пришли. Семь вооруженных до зубов легионеров и их весьма решительно настроенный капитан, известный тем, что без малого год назад упрятал за решетку Кладиуса Аркадию. Упрятал за то, что тот хотел отмстить за смерть дочери. Конечно же, его заинтересовал человек, внезапно потерявший всех родных и оставшийся единственным наследником. Но, стоило отдать капитану должное, он был сдержан и предоставил наемнику возможность открыть дверь самому. Маттиас ответил угрозами. Кажется, там даже был капкан, судя по железному лязгу, последовавшему после того, как дверь сорвали с петель. И наемник сделал то, что обещал — попытался прикончить первого, кто переступил порог.
Бой был недолгим. Несколько мгновений грохота железа, короткий вскрик, захлебнувшийся в крови, тяжелое падение тела. Брошенная капитаном фраза, которую полукровка не стремилась расслышать. Потом, когда они обыщут дом, капитан напишет рапорт, в котором укажет, что Маттиас Драконис оказал сопротивление и бросился на легионеров с оружием. Им ничего не будет за убийство наемника. Быть может, новый командор даже наградит их за то, что не дали опасному безумцу вырваться в город. Что до улик... Едва ли они найдут какие-то подтверждения правдивости доноса. Зато могут обнуружить что-то не менее интересное. Записки от Умбакано, вещи убитых им воров, работавших на его хозяина до полукровки. Или, возможно, детские кости, как в пещере его сестры. От этой семейки ожидать можно всего.
Глава 71
Мать смеялась. Смеялась долго, и ее хохот отдавался в ушах, даже когда он был далеко от маяка. Первую ночь он мешал заснуть, заставляя сидеть при свечах, сжимая медальон с прядью волос и смеяться вместе с ней, разделяя ее ликование и глуша выворачивающую наизнанку боль и гоня прочь тревогу. Незачем было отравлять ее радость своими мыслями и портить праздник, подаренный ей самой судьбой.
Сейчас ее смех затих, и его отголоски тонули в водовороте его собственных страхов и темноты, отогнать которую было не в силах пламя оплавленных свечей.
Матье Белламон прислушался, закрыв глаза. Мать покинула его, вновь вернувшись в свой ненавистный дом, который так и не смогла покинуть при жизни. Она устала веселиться, празднуя смерть командора Легиона и начало новой охоты на Братство, и вновь оставила его одного. Быть может, в наказание за недавний промах. В наказание за слабость и сомнения.
«Прости, матушка…»
Он пришел в форт, сжимая в руке кинжал. Сейчас идея убить полукровку уже не казалась столь удачной, но тогда все существо жаждало перерезать ей глотку и толкало в темноту коридоров. Он шел бесшумно, обходя ловушки и с усмешкой глядя на скелетов, не обученных нападать на отмеченных Ситисом. Тогда он едва сдерживал смех, упиваясь своей властью и возможностями. Быть может, стоило идти быстрее, и тогда он успел бы войти в лабораторию до Спикера. Успел бы прикончить душителя и умереть до того, как узнал слишком многое.
Его тогда пощадили. Лашанс видел его, забившегося под стол, и бросил в комнате с трупом матери, не добив как ненужного свидетеля. Потому что его не было в контракте. Его ублюдок отец решил оставить его. И в последующие шесть лет изображал скорбь, вместе с ним принося цветы к надгробию матери… Непомерно дорогому для их семьи надгробию. Не менее дорогому, чем услуги мастера, забальзамировавшего тело. Отец пытался сделать все, чтобы на него не пали подозрения, и исправно играл роль убитого горем вдовца и заботливого родителя.
Матье вспомнил, с каким звуком кочерга вошла в его череп. Одно из самых приятных воспоминаний на мгновение отогнало сжигающее изнутри чувство вины, но облегчение было недолгим. Если бы он тогда знал всю правду, он не проявил бы подобного милосердия. О нет, отец умирал бы долго…
Хотя что он мог тогда, в свои двенадцать лет. Слабый мальчишка, в порыве ярости способный только убить. Теперь у него куда больше сил и навыков, чтобы поквитаться с убийцей своей матери. Аркуэн научила его многому, и лучшего учителя нельзя было и пожелать.
Он улыбнулся — впервые за последние дни. На душе потеплело от мысли о скором возвращении. Он привезет лекарства, самые лучшие, какие только можно достать в Имперском городе. Уже через месяц от ожогов альтмерки почти не останется следов, она наконец-то почувствует себя лучше и сможет выходить из убежища днем. Даже обгоревшее ухо не беда, его можно спрятать под волосами. Она будет очень рада, когда больше не придется скрываться от чужих глаз в полумраке подземелий. К тому моменту, когда ее добровольное заточение закончится, как раз зацветут ипомеи, оплетающие вход в убежище, днем будет тепло…
Пальцы мертвой руки легли на плечо, вырывая из грез и взывая к осознанию истины.
Он не верный душитель. Он чужак в Братстве, несущий смерть детям Ситиса. И он будет делать то, что задумал, о чем напоминают разложенные на столе конверты, запечатанные сургучом с оттиском Черной Руки. Отступать уже поздно. Еще одно письмо, написанное своим почерком, уже достигло своего адресата, и последствия не заставят себя ждать.
— Они все умрут. — Повторяемая в сотый раз фраза успокоила мать, и хватка ледяных пальцев ослабела. На время. Он знал, что мать вернется снова, чтобы напомнить о его обещании, как только ему в голову придет недостойная мысль. Матушка никогда не оставит его, она всегда будет направлять его и хранить, помогать советом и петь колыбельные, когда он не может заснуть…
Кусая губы, он погладил висевший на шее амулет. Скоро все закончится. Сквозь закрытые ставни уже вливалась предрассветная серость, предвещая близкий приход Тилмо. Он придет, в этом не было сомнений. Слабый и запуганный мальчишка сделает что угодно, чтобы вырваться, и охотно поверит в любые посулы своего нового доброго друга.