— Нет-нет, дорогая сестра, у нас тебе будет лучше. — он аккуратно придержал ее за плечи, вынуждая идти в сторону от таверны в серый мрак леса. Куда угодно, пусть только поможет...
— Мы с тобой дети одного Отца и одной Матери. — мягко продолжал он, увлекая в чащу, — Ты ведь понимаешь, о чем я.
Свой, такой же убийца, как и она. Поможет, не бросит, он же из Братства...
Позади оставался Королл и таверна, серая муть дождя и леса затягивала, заставляя забыть про время. Холод не чувствовался, но заглушал лихорадку, даря ощущение полусна и почти полной потери ощущений. Если бы не боль, было бы даже хорошо.
— Из какого ты убежища? — бретон замедлил шаг и осторожно прислонил ее к дереву.
— Чейдинхолл... — Терис шатнулась и начала сползать, но убийца легко подхватил ее на руки и пошел чуть быстрее.
— Я и сам раньше там служил. Люсьен Лашанс порекомендовал меня в качестве душителя, вот я и перевелся. — в мутном свете была видна его отрешенная улыбка, которой, как и разговором, он пытался как-то поддержать Терис, не дав ей провалиться в бессознательное состояние, — Ты...назови свое имя, чтобы мы могли написать в Чейдинхолл.
— Терис... — полукровка с трудом разомкнула деревенеющие губы и из-под слипшихся то ли от дождя, то ли от слез ресниц посмотрела на брата, — Ты...
— Матье Белламон. Тебе не о чем беспокоиться, дорогая сестра, все будет хорошо.
Глава 17
Зрение долго ловило только мутную серость леса и далекие провалы в черноту затянутого тучами ночного неба. Постепенно пропали и звуки — Терис не слышала дождя, затих в отдалении и голос Матье, который что-то говорил ей, ускоряя шаг. Смутное ощущение того, что ее куда-то несут, оставалось только потому, что каждый шаг убийцы отдавался болью в ране — тянущей, пронзающей до мозга, в котором еще проблескивали не замутненные лихорадкой мысли.
Около Королла есть убежище, Винсент и Альгмара говорили... Терис отчаянно пыталась вспомнить, что именно, но мысли превращались в кашу, полную зомби, криков Мотьера и вспышек малинового бархата. Несколько раз она проваливалась в бесчувственное состояние, теряя счет времени, и каждый раз, стоило открыть глаза, картина оставалась та же — серость, темнота и льющий на лицо дождь. Рука онемела, свесившись вниз, и Терис поймала себя на мысли, что не чувствует пальцев. Панический страх был краток — лихорадка заглушила и его, оставив только смутное желание или провалиться в сон совсем или очнуться, что-то одно, лишь бы не стоять больше на тонкой и скользкой грани между этими двумя состояниями
— Потерпи, мы почти дома. — голос Матье не породил ответа, вызвав только смутное облегчение от того, что скоро все закончится. Кто-то поможет, вылечит, и можно будет вернуться домой. К братьям и сестрам, скелетам и Спикеру, если он ее простит и разрешит приходить тренироваться...
Убийца, в очередной раз вынырнув из темноты, почувствовала, что бретон куда-то спускается, и запоздало пришло ощущение тепла — дождь больше не хлестал по лицу, вместо шелеста листвы тихо шумели где-то поблизости чьи-то голоса, заглушенные толщей стен.
— О Ситис... — женский голос был лишен сострадания, скорее, в нем был ужас от увиденного, — Это чья?
Под спиной оказалось что-то жесткое и холодное, голова безвольно откинулась в сторону, и в закрытые веки, тревожа больной разум, ударил красноватый свет.
— Из Чейдинхолла. Лотта, посмотри...
Терис почувствовала, как с нее стаскивают куртку и срезают рукав рубашки заодно с бинтами; рану рвануло болью, и она глухо застонала, на мгновение приоткрыв глаза. В рыжем свете какой-то небольшой комнаты взгляд выхватил лицо средних лет женщины, кажется, имперки. Жесткое выражение портило ее правильные черты, и небольшие темные глаза смотрели едва ли не с неприязнью.
— Кто тебя так? — Лотта бросила на нее косой взгляд и согнулась над рукой, осматривая рану.
— Зомби. — бесцветным тоном ответила Терис и почти сразу пожалела, что сказала — и без того не слишком дружелюбное лицо убийцы приняло презрительное выражение.
— Умеет ваш Спикер людей выбрать...
Терис зло стиснула зубы, сделав попытку сесть. Слова убийцы задели сильнее, чем если бы та обвинила ее саму в слабости и неумении куда надо ткнуть кинжалом.
— Это моя личная ошибка, а не его. Я...
— Зато все ему преданы, как собаки... — усмехнулась Лотта, и Терис в ответ только заорала, когда рану обожгло огнем. Она слабо дернулась, но имперка крепко прижала ее не то к лавке, не то к столу, на который ее положили, и холод камня заставил вспомнить о каменных столах и скелетах. Ей ничего не сделают, она своя, но ассоциация, подкрепленная лихорадкой, была не из приятных.
— Пей. — женщина сунула ей флакон с чем-то едко пахнущим; встретившись с ее неприязненным взглядом, Терис не удивилась бы, если бы это был яд, но здравый смысл заглушил расцветающие буйным цветом опасения, и она сделала глоток. Горло обожгло не меньше, чем рану, и зрение, без того размытое и расплывчатое, погасло совсем.
— Вот дохлятина... — донесся напоследок голос Лотты, — Можно подумать, убийцы покрепче перевелись, так нет, надо заморышей вербовать.
***
Терис проснулась от того, что жутко горело горло. Было холодно, голова наливалась свинцом, и мысли никак не хотели сосредоточиться на чем-либо кроме того, что нужно пить. Хоть что-то, хоть немного, всего глоток воды, чтобы погасить пожар в горле.
Убийца разлепила глаза, в которые сразу же хлынула серость, близкая к черноте. Низкий потолок и серые каменные стены напомнили о родном убежище, но быстро пришло осознание, что она не дома. Дождливая ночь, разодранная рука, бретон со стеклянным взглядом, имперка... Королл, другое убежище. По крайней мере свои, это лучше, чем если бы ее подобрал патруль Легиона... И она жива, а рука плотно обвязана бинтами. Бурые пятна уже проступили на них, оставили след и на тонком шерстяном одеяле. То ли времени прошло немного, то ли бинты не меняли. И рана... Неужели не зашили?.. Ну хоть жива — и на том спасибо.
Она спустила босые ноги с кровати и поежилась, почувствовав холод каменного пола. Кроме кровати, больше похожей на застеленную простыней лавку, здесь ничего не было, и свет пробивался сквозь небольшое оконце в самом верху двери, вынуждая вспомнить о тюрьме. Полукровка встала на нетвердые и ставшие чужими ноги и шатнулась. Держась за стену, она добралась до двери и толкнула. Ладонь встретила сопротивление, слишком сильное для собственной тяжести окованной стальными полосами дубовой двери.
Заперто.
Понимание — окончательное, безоговорочное, как удар топора палача, слишком ясное для второй попытки. Ожидаемое с самого начала, стоило мелькнуть мысли о тюрьме, и от этого чуть легче, но уже поселившийся в душе страх ожил и протянул липкую лапу к горлу, на мгновение лишив дыхания.
Они же свои... Матье принес ее, Лотта, хоть и косилась презрительно, лечила, она не сделала ничего плохого, даже не успела нахамить имперке, хотя ее слова про Лашанса сильно взбесили. Тогда зачем держать под замком... Нет. Нет смысла, нет логики, скорее всего, кто-то просто по привычке закрыл дверь.
Дверь в камеру, где ей не оставили даже воды, а на рану, судя по ощущениям, не наложили швов, только наскоро забинтовали...
— Откройте! — паника в охрипшем голосе потревожила тишину, и Терис затихла, прижавшись ухом к двери и прислушиваясь к звукам за ней. Тихо, только где-то бесконечно далеко в лабиринтах подземелий запутались голоса братьев и сестер. Очень чужих братьев и сестер...
— Кто-нибудь, откройте! — она ударила здоровой рукой по двери, лелея смутную надежду на то, что ее просто не слышат. Кто-то слишком рассеянный запер дверь, ушел, но сейчас услышат, придут... Хотя бы тот же Матье Белламон, он же тоже был в Чейдинхолльском убежище, он почти свой.
Коридоры отвечали тишиной и далеким гулом. Крики и стук ни к чему не привели, только сел голос, и вернувшаяся лихорадка ударила в голову с новой силой. В последний раз ударив кулаком в неподатливое дерево, убийца сползла на пол и сжалась, обняв колени и пытаясь думать. Просто думать, искать какие-то объяснения, чтобы не сойти с ума и не впасть в панику. Нельзя паниковать, она убийца. Убийца Братства, что внушает трепет простым смертным, и на ее счету уже шесть жизней и одно задание, где никого не пришлось убивать. Но Мотьер ее боялся, она же убийца...