Алоис Цвайгер
Скромные перспективы на будущееВ мои времена по завершении обязательного школьного обучения не было иной возможности, кроме как вкалывать до пота по 16 часов, а то и больше, зарабатывая свой хлеб насущный.
В апреле 1938 года я закончил школу. До октября я занимался животноводством в Фаренберге. А зимой служил подкормщиком дичи в охотничьем хозяйстве д-ра Файгеля.
В марте 1939 года моя карьера продолжилась — я стал конюхом и трактористом у герра Марбахлера в Бруннбахе. Там я пробыл три года. Это было самое крупное сельхозпредприятие в Гросраминге. Рабочий день начинался в 4 утра. Когда стемнеет, и только по распоряжению хозяина можно было заканчивать работу. Но перед тем как уйти, требовалось вычистить и привести в порядок одежду и инструмент, выдаваемые тебе в казенном порядке. О каком-то там отпуске или даже отдыхе и речи не было. Зато жилище и пропитание предоставлялись бесплатно. Годового заработка хватало в обрез на новые штаны или пальто.
Мне кажется, что сейчас и в школьной программе, и в средствах массовой информации упорно умалчивается о том, как нелегко приходилось тогда простому рабочему человеку. История постоянно занята описанием великих сражений, их зачинщиков, властей предержащих и их кланов, понимавших толк в том, как обратить большую политику в угоду себе. И никого не интересует, как бедствовал простой люд, какие лишения терпел, да и поныне продолжает терпеть во всех концах света.
Разумеется, люди тянулись в любую политическую организацию, пытавшуюся хоть как-то изменить существовавшую систему.
Хорошо помню, как в марте 1938 года с самолетов сбрасывали листовки: «Национал-социалистическая Германия приветствует национал-социалистическую Австрию и новое национал-социалистическое правительство, связанные неразрывными узами. Адольф Гитлер». Люди ликовали, потому что им казалось, что именно этот путь избавит их от безработицы и нищеты.
И сегодня с чувством озабоченности предостерегают людей, чтобы они не попались на удочку коричневого сброда, сбивающегося в стада в Европе, или других организаций сомнительного толка. И тем, кто пытается предостеречь нас от них, мне хочется посоветовать больше внимания уделять социальным вопросам, как сейчас, так и в будущем. Потому что каждого, у кого есть работа, она хоть и не превратит в миллионера, но все-таки поможет остаться в стороне от разного рода трескучих идеологий.
Марбахлер был убежденным нацистом, тем не менее, не доносил на несогласных с ним. И со своими работниками, в целом, обходился справедливо, по-человечески.
Хорошо помню один эпизод в связи с моим тогдашним работодателем.
В воскресенье 22 июня 1941 года, как раз в день нападения вермахта на Советский Союз, мне было нужно отправиться вместе с ним по делу в Гросраминг. Покончив с делами, мы забежали в пивную, где и узнали о нападении на Россию. По пути домой Марбахлер, обращаясь вроде бы к себе, произнес следующее: «Теперь, ввязавшись в эту авантюру с Россией, считай, Гитлер войну профукал». Шестнадцатилетним парнем, каким я был тогда, я просто не понял, какой опасности подверг себя тогда Марбахлер, так разоткровенничавшись со мной. Ведь передай я его слова кому-нибудь еще, и поминай как звали — его тут же арестовали бы, и он загремел бы в концлагерь, Но этот человек, при всей своей ограниченности, все же обладал определенной политической дальновидностью, в то время как мне и в голову тогда не могло прийти, что и мне часть юности придется принести в жертву преступной идеологии.
Военная службаПризыв
Война уже шла полным ходом и требовала все новых и новых жертв, которые постепенно молодели. 15 октября 1942 года настал и мой черед — я был вырван из привычной жизни. Как тысячи других австрийцев, и я понадобился вермахту. Пунктом сбора стала казарма в городе Олмютц[1] в Чехии. Нас разместили в Штархембергских казармах, отделение 102, артиллеристы.
На изучение материальной части — артиллерийских орудий — было отведено полтора месяца — 6 недель. После это считалось, что нас можно отправлять воевать. Но к ежедневной казарменной муштре тоже приходилось привыкать. А о том, что предстояло потом, я предпочитал не задумываться. Моторизованным частям придавалось 10 орудий и 5 полевых гаубиц.
После начальной подготовки нам, призывникам, было приказано одеться и подготовиться к длительному пешему маршу. 30 октября нас перебросили сначала в Брюн,[2] а потом во Францию, так сказать, для окончательной «доводки».