— Антон? — удивился я. — Какой Антон?
— Ну, Антон! Алехин! Младший научный сотрудник!
— А-а… Так он на шесть лет тебя старше!
— Вот и хорошо, — сладко улыбнулась Юля, — уравняем способности! По крайней мере, умственные.
Что мне оставалось? Прижать девушку к груди, да погладить ее по густым черным — «Ритиным» — волосам.
— Вот какая у нас мамой Юлечка родилась, — зажурчал я. — Херувимчик! Темненький, такой…
Там же, позже
Похоже, Лея с Кошей заключили перемирие — оба оккупировали наш с Ритой диван. Девочка трудолюбиво гладила кота, а тот басисто мурлыкал. Идиллия.
Я разжег камин, подбросил дровишек, и устроился в кресле напротив, спиной ко всем домашним радостям и горестям.
Первой подсела Наташа. Изящно опустившись на мягкий подлокотник, она положила мне руку на шею, и ласково-ласково заговорила, а мое имя и вовсе интимно выдохнула:
— Мишечка… Третьего декабря в Берлине, в университете Гумбольдта, будет 3-D форум…
— Третьего? — глубокомысленно выразился я. — И декабрь — Д… Нормально подгадали!
— Ага! — вдохновилась Наташа. — Это будет форум компьютерных дизайнеров, с привязкой к нашей игре и софту «Исида». Мне очень, очень хочется там побывать, Мишечка!
Девичьи пальчики нежно пощекотали мою шею, аж мурашки забегали.
— А Лею деть некуда… — понятливо вздохнул я.
— На три денечка! — Ивернева молитвенно сложила ладони. — Максимум, на четыре! Мишечка…
Тугая грудь ощутимо вдавилась мне в плечо, комкая слабую волю.
— Четыре дня! — императивно заявил я.
Наташа радостно взвизгнула, и закалачила руки вокруг моей шеи, притиснув к лицу свои приятные округлости, да так, что и чмокнуть некуда, только в лоб. Контрольный поцелуй…
— Пойду, девчонкам скажу!
Вздохнув о несбывшемся, я скинул тапки и вытянул босые ноги поближе к огню. Придется отгулы брать, переработки у меня — вагон и маленькая тележка… Да и Лея — девочка не капризная. Она даже не плачет почти, только, если ушибется или ей Овода станет жалко… И есть же баба Лида! Правда, «неожиданная» внучка из нее веревочки вьет и макраме заплетает… Я нежно улыбнулся.
До сих пор благодарен маме за чуткость — она мне даже слова не сказала, узнав, что Лея от другой женщины. Просто взяла дитя на руки, да и стала тетешкать, воркуя: «А кто это у нас такой ма-аленький? А кто это такой пу-ухленький?»
Я пошевелил пальцами ног. Хорошо…
Второй примостилась Инна — навалилась сбоку, обняла, зашептала, опаляя ухо:
— Мой папа скоро вернется с Луны! Он и этот… как его… Бур Бурыч. А первого декабря в Берлине откроется всемирный конгресс селенологов — там они с Бур Бурычем выступят… ну, просто с сенсационным докладом! И папа очень хочет, чтобы я при этом присутствовала. Он специально выбил два приглашения — для меня и моей подруги… Риты Гариной. Отпустишь свою главную жену? Хи-хи…
— Дождетесь, — насупился я. — Выдам каждой спецовку — паранджа называется…
— Чур, я буду Гюльчатай! — захихикала Инна, и прижалась, мурлыкнув: — Отпускаешь?
— Да куда ж я денусь…
Горячий поцелуй скрасил мою капитуляцию. Я задумчиво посмотрел вслед уходящей Дворской, и та оглянулась, чтобы убедиться, туда ли смотрит Миша. Убедилась, и усиленно завертела попой. Я усмехнулся.
Юля в чем-то права, выделив Риту и умаляя Инну. Но я же старый скучный реалист и не верю во взаимную любовь. Обычно кто-то один из пары позволяет любить себя другому или другой.
В нашей конфигурации трое женщин любят меня одного, а я даже себя самого не люблю… Не то, что не люблю — терпеть не могу. Или мое мироощущение чересчур западает в пессимизм?
«Трое на одного…» — мелькнуло шутейно и беспутно.
Крайней присоседилась Рита. Поерзав на подлокотнике, она слезла на мои колени.
— Тебе Берлина мало? — улыбнулся я, обнимая донну Фальер. — Еще куда-то надо?
— Ага! — радостно согласилась донна. — В Потсдам! Мы там будем третьего-четвертого декабря…
— Мы?
— Гайдай, Харатьян, Боярский, Самохина… Ну, я, конечно… Костюковский и Слободской — наши сценаристы… Да там целая делегация припожалует — на киностудию «ДЕФА», в гости. Отпустишь?
— С одним условием.
— С каким? — «Лита Сегаль» кокетливо подняла бровки.
— Как приедешь — запремся в спальне на сутки!
— Вчетвером? — донна закатила глаза, изображая немой восторг. — О-о… Лямур а труа… Нет-нет! Лямур а катр!
— Чучелко ты мое… — я стиснул подругу дней и ночей.
— Любименькое! — уточнила Рита с хулиганистой улыбочкой.