Именно возле этого следующего, в операционной, на дверях которой стояла крупно написанная белой краской цифра 3, и находился сейчас доктор Ллойд. Косметические операции хирурги проводят в одиночку, поскольку ничего особо опасного в них нет; сложное есть, а опасного — нет, все с поверхности, все безобидно… Из одной операционной в другую. Конвейер. В большом холле, куда выходят двери пяти операционных, можно следить за ходом любой идущей в данный момент операции по телевизорам, подвешенным над дверями операционных; ведется постоянная видеосъемка — для учеников, для будущих поколений… ну, и так, на всякий случай.
Доктор Ллойд часто и хрипло дышал, лицо его блестело от пота, и на кончике носа вздрагивала и подпрыгивала от резких движений потная капля. Пациент был без сознания, под общим наркозом, и на гладко выбритом черепе его тоже красовались сложные симметричные кривые, от темени и до затылка. Но доктор Ллойд не обращал внимания на заботливо нанесенные аккуратные подсказки. Халат его был залит кровью. Крупные брызги крови стекали по его лицу, до глаз укутанному марлевой повязкой. Обеими руками крепко стискивая рукоять костной пилы, доктор Ллойд торопливо и энергично, словно боясь не успеть свершить нечто донельзя важное и нужное, распиливал заботливо подготовленного сестрой Уэйт пациента через живот пополам.
Сестра Уэйт, пошедшая поискать доктора, опоздала. На экране висящего над дверью третьей операционной монитора было отчетливо видно, как доктор Ллойд окончательно располовинил брюшную полость беспомощного человека на операционном столе; именно в момент, когда непристойно и никчемно обнажились мокрые складки сизых вспоротых кишок, Ребекка, глядя на экран и молотя кулаками в дверь операционной, в первый раз отчаянно крикнула:
— Доктор Ллойд!
Потом этот вопль еще не раз повторили набежавшие со всех сторон врачи и служители; общими усилиями они выломали запертую дверь. Но доктор Ллойд уже управился. Когда в операционную ворвались люди, он, с пилой в правой руке, стоял над пациентом неподвижно; на звук прыгнувшей внутрь помещения двери он обернулся и безумным взглядом встретил замерших на пороге потрясенных людей. В тишине выпущенная им из обессилевшей руки пила ударила в пол оглушительно.
— Этому бедняге, я полагаю, конец, сказал доктор Ллойд и сдернул с лица забрызганную кровью маску.
…Скалли смотрела на доктора Ллойда, и Малдер смотрел на доктора Ллойда; а его адвокат исподлобья смотрел на них. А доктор Ллойд ни на кого не смотрел. Лицо его было мертвенно-серым, глаза глядели куда-то в стену. Но все равно теперь это вновь был взгляд нормального человека ошеломленного, раздавленного свалившимся несчастьем, но не безумца.
— Как еще это можно назвать? — тихо проговорил он. — Когда ты в собственном теле… и в то же самое время вне его. Будто смотришь со стороны… и ничего не можешь сделать, тело не повинуется… творит, что хочет. Ни малейшего контроля за своими действиями. Я понимал, что творю с этим беднягой, я все, все понимал… но только каким-то краешком сознания. А двигало мною лишь одно: чтобы было как можно больше крови. Как можно больше. Не знаю…
Он осекся. Агенты подождали, надеясь, что он продолжит, но он так и не закончил начатуюфразу. Похоже, он не знал, чего он не знает. Ничего.
Впрочем, в такой ситуации трудно было ожидать иного. Никто бы ничего не знал.
— Как это еще можно назвать? — проговорил наконец доктор Ллойд.
— Вселение демона или духа, правильно? — понимающе подсказал Малдер. Скалли покосилась на него, но смолчала. — Подобные состояния рассудка наблюдались неоднократно, но объяснений так и не было найдено… да и понимали их превратно.
Адвокат брюзгливо дернул щекой.
— Мне это не выстроить в качестве защиты, — деловито и честно сказал он. — Так что я советую своему клиенту не разговаривать с вами. Вы поняли, мистер Ллойд?
Тот лишь удрученно кивнул, по-прежнему глядя в пространство.
— А вам я был бы крайне признателен, — адвокат со значением заглянул в глаза сперва Скалли, потом Малдеру, — если бы вы все свои вопросы адресовали адвокату. Мне.
— Доктор Ллойд, — тут же спросила Скалли, — скажите, вы сейчас принимаете какие-нибудь лекарственные препараты?
Доктор Ллойд помолчал, собираясь с мыслями.
— Иногда я принимаю снотворное… не часто, нет. Только если очень утомлен. И еще… еще — лекарство от повышенной кислотности желудка. По рецепту. Его мне выписал специалист.
«Как это прозвучало! подумал Малдер. — Если специалист — стало быть, все в порядке. Гарантия. Как будто сам доктор Ллойд не специалист. По эстетической хирургии…»
Вслух он, конечно, ничего этого не сказал.
Потому что мир держится на специализации, и если люди перестанут верить в специалистов — все рухнет. Потому что дилетанты стократ хуже специалистов. Дилетант может подчас быть талантливее специалиста — но специалист всегда более ответственен и потому более осторожен, более предусмотрителен, более предсказуем. Он куда лучше дилетанта представляет себе все сложности и все тупики своей профессии…
Впрочем, сегодня доктору Ллойду не повредило бы чувство ответственности хотя бы дилетанта-костоправа; но тут был особый случай.
Правда, еще не понятно, какой именно.
— Может, мы проверим дозировку? мягко спросила Скалли. — Вы правильно ее соблюдаете?
— Да, безжизненно уронил доктор Ллойд. — Я очень аккуратен.
Это тоже прозвучало, если учесть предшествовавшие события, немного претенциозно.
Видимо, это почувствовали все, потому что адвокат опять беспокойно шевельнулся и сказал настойчиво:
— Я полагаю, вы уже вполне представили себе хронику событий и действий моего клиента.
— О да, — ответила Скалли.
— Вы также вполне уже могли уяснить себе, что мой клиент вполне готов сотрудничать со следствием, насколько это в его силах.
— Вполне могли, — согласился Малдер серьезно. — Я полагаю, мы все уяснили.
Адвокат просиял; он был высококлассным и высокооплачиваемым специалистом — а поэтому то, что его клиент, отнюдь не находившийся под действием алкоголя или наркотиков, вполне, судя по всему, вменяемый, какой-то час назад прямо на операционном столе распилил доверившегося ему человека, похоже, не трогало его ничуточки. Он делал свое дело. От начала рабочего дня до последней его минуты.
— Очень рад, — сказал он.
Малдер поднялся со своего кресла. Скалли чуть помедлила и тоже встала но все-таки не удержалась, чтобы уже на выходе не задать последний вопрос, который, наверное, казался ей очень важным:
— Доктор Ллойд, вы сказали, что принимаете снотворное. Скажите, а сколько вы спали перед операцией?
Доктор Ллойд озадаченно поднял голову. Мельком посмотрел на адвоката. Тот едва заметно качнул головой.
Отрицательно. Запретительно даже. И Скалли, и Малдер прекрасно отследили эту короткую беззвучную консультацию.
Потрясение доктора Ллойда проходило. Быстро проходило. Совесть штука хорошая и полезная, пока не начинает вторгаться в жизненно важные области и мешать чему-то главному. Убитого не вернешь — а жить-то надо.
Специалист не велел отвечать. — Я… знаете, я точно не помню.
Адвокат не сумел сдержать удовлетворенной улыбки.
…Слава Создателю, Америка не Зимбабве и не Верхняя Вольта. Если кто-то не хочет рассказывать о себе и отвечать на вопросы, которые ему задают отнюдь не в расчете услышать «О’кэй» и вернуться к собственным делам, тогда есть множество способов выяснить о нем правду иными путями. Есть личные дела, есть истории болезней, есть послужные списки, есть идентификационные карты и чековые книжки, есть водительские права, наконец… На всякий яд есть противоядие. На всякий меч латы, и на всякие латы — меч. Жизнь общества — это баланс мечей и лат.
Правда, есть, говорят, страны, где латами называются денежные единицы. Если это правда — там подобные фразы приобретают иной, удивительный смысл… и притом поразительно верный.