Выбрать главу

ярость и боль. Их было немного, но они были. Улыбаясь, я просто погладила его по волосам.

— Верно, папа — босс, — сказала я и увидела, как все они, Лиам, Деклан и Нил, обменялись взглядами в ответ. — Давай, тебе давно пора спать. Федель?

Он шагнул вперед.

— Машина уже готова.

— Нам пора идти. Кора и Эвелин, должно быть, устали возиться со всеми детьми, — сказала я им, прежде чем взяла Итана за руку. Он уставился на меня широко раскрытыми глазами. пытаясь сказать мне не делать этого.

Прекрасно.

Выдавив еще одну чертову улыбку, фальшивую, я отвернулась от них, когда Мина вернулась к нам, ее брови нахмурились, когда она попыталась прочитать выражение моего лица. Покачав ей головой, я взяла из ее рук свой клатч вместе с телефоном.

— Мел?

— Я в туалет. Встретимся у машины, — сказала я, не потрудившись оглянуться, прекрасно зная, что моя охрана уже незаметно следует за мной.

Путь от нашего столика до туалета занял гораздо больше времени, чем нужно было. На каждом втором шаге люди продолжали возникать перед моим лицом, доводя мою сдержанность до максимума. Я думала, что наконец-то сбежала от них, толкнув деревянную дверь и ступив на мраморную плитку туалета, но прямо там у раковины, одетая в свою гостиничную униформу, стояла какая-то блондинка в слезах.

Из любви к Богу.

Вздохнув, я проигнорировала ее и положила сумочку на стойку, снимая кольца, чтобы вымыть руки.

Не разговаривай со мной.

Не разговаривай со мной.

Даже не думай, блядь, разговаривать со мной.

— Простите за все эти слезы…

Чтоб меня.

— Все в порядке, мне в любом случае все равно, — заявила я и схватила свою помаду.

— Этот город! — Она резко вдохнула, ее кулаки сжимались по бокам, пока она, наконец, не ударила по черной стойке. — Почему все здесь такие холодные? Я этого не понимаю. Я здесь уже месяц, и все просто ужасны и несчастны! Как будто самые негативные люди на планете решили переехать в Чикаго и жить туь!

— Тогда уезжай, — спокойно сказала я, наконец-то повернувшись к ней лицом.

— Что?

— Собирай свое барахло. Садись на следующий автобус до своего Незнаюгдевилля и оставайся там вместо того, чтобы скулить людям, которые тебя не знают и не хотели бы знать, в туалетах пятизвездочных отелей, — ответила я. Я снова надела кольца, бросила помаду в клатч и повернулась, чтобы уйти, пока она еще больше не испортила мне настроение.

Я направилась обратно к двери, прежде чем кое-что вспомнила.

— Если самые негативные люди на планете переехали в Чикаго, что это говорит о тебе? Если ты не можешь здесь жить, в этом нет ничьей вины, кроме твоей собственной.

Она стояла там, как статуя, застывшая в собственном лицемерии.

— Мэм? — Хьюстон Мерфи, мой начальник службы безопасности, подошел ко мне сбоку, оглядываясь через мое плечо на дверь. — Мы слышали крики…

— Я в порядке. Что я тебе говорила, Мерфи? Я не похожа на бывших губернаторов, и тебе не нужно вмешиваться, особенно в ситуациях один на один, — сказала я. В такие моменты, как этот, я жалела, что рядом со мной по-прежнему нет Феделя и Монте. С тех пор как я стала губернатором, все в моем штате должны были быть безупречно чистыми до раздражения.

Как и все истинные американцы, Хьюстон Мерфи, 31 год, почетный морской пехотинец, награжденный Медалью Почета, родился и вырос в Чикаго, черные волосы, голубые глаза и рост 6 футов 1 дюйм. Он также был признан самым популярным в старшей школе. Никаких арестов, никаких штрафов, всего несколько невыплаченных студенческих кредитов. Когда его досье попало ко мне на стол два месяца назад, я хотела его уничтожить. У любого с таким чистым послужным списком был какой-то секрет. Я не доверяла ему свою обувь, не говоря уже о своей жизни. Однако Мина настояла.

— Мэм, ваша семья ждет у машин, — сказал он мне.

Мэм.

Мэм.

Мэм.

Чем больше он это говорил, тем больше я слышала голос Итана в своей голове, говорящий «Папа — босс». Я потратила двенадцать часов, выталкивая его волосатую голову наружу, а он идет и вонзает мне нож в гребаное сердце.

— Мэм…

— Губернатор. Просто называйте меня губернатором!

ЛИАМ

Когда она ушла, и Нил, и Деклан съежились от перспективы того, что сегодня вечером будет еще одна адская сварка. Я был отчасти взволнован, но потом вспомнил выражение ее глаз, когда Итан говорил.

Схватив его за галстук-бабочку, я присел на корточки прямо перед ним.

— Папа?

— Придвинь ухо, — серьезно сказал я и стал ждать. Нахмурившись, он сделал то, что я просил. — Для всех, с кем ты знакомишься, я босс, Генеральный директор, Дон. На свете есть только один человек, который является исключением из этого правила, и это твоя мать. Причина в том, что она босс, Ceann na Conairte, Дон. Она — все, чем являюсь я. Сказать что-либо меньшее, чем это, — оскорбление. Между нами все ясно?