Количество отупевших людей, почти не менялось. За весь месяц после его прибытия доставили лишь пятерых. Трёх женщин и двух мужчин. Насколько он понял по остающимся иногда неподвижно с утра телам, четверо за то же время распростились с жизнью. То ли от скотских условий, то ли от не менее скотского отношения сожителей по бараку. Ведь то, что творилось ночью, из-за одних только звуков вызывало омерзение. А в последнюю неделю шестеро особо свирепых и сильных рабов сформировали своё внутреннее государство. Они пользовались одним языком, и действовали сообща. Сразу же после закрытия ворот они насильно отбирали лепёшки у товарищей по несчастью, а тех, кто успевал проглотить хоть небольшую часть, жестоко избивали. Досталось весьма крепко и Виктору. Он даже сопротивляться не стал. Хоть каждого по отдельности мог и убить. Зная минимальное количество приёмов защиты и нападения. Но с группой одному не справиться. В следующие вечера лепёшка отдавалась безропотно. Да и не только Виктором. А уж на тех несчастных созданий женского пола, которыми шестеро ублюдков забавлялись ночью, вообще стало страшно смотреть.
Оставалось только одно: любыми средствами добраться до хозяев здешних земель. И доказать им свою незаменимость. Или… умереть!
Умирать не хотелось. Но и страха не было. Злость только! Очень сильная злость и ярость!
И когда плётка надсмотрщика опустилась ему на голову и стала подниматься для следующего удара, Виктор ударил сам. Со всей силы. Ногой. Прямо в живот более крупного, чем он мужчины. Дыхание у того сбилось, но несомненная выучка сказалась. Чуть ли не падая от недостатка воздуха, он моментально выхватил меч.
И стал вяло, с трудом отмахиваться от наступающего на него раба. Отходя сильно вправо. Чем и отвлёк взбунтовавшегося Виктора от своего товарища. А тот очень тихо, но быстро подбежал сзади и обрушил на глупую голову весьма внушительную дубинку. Виктор с рёвом повернулся, и даже успел нанести сильный хук справа в челюсть нового противника. Но и только. Опять таки, по голове, получив удар сзади. Плоской стороной меча.
А дальше его стали бить. Очень долго. Чем попало. В затуманенном сознании только и проскользнуло: все прибежали! Скорей всего именно это его и спасло: желающих попинать ногами стало так много, что они мешали друг другу. И тратили силы и злость на то, что бы подобраться к жертве. Надсмотрщиков разогнал по местам лишь грозный окрик их командира.
Истерзанное побоями тело, в назидание другим, оставили в окровавленной пыли. И очнулся Виктор только вечером, когда его швырнули на телегу с инструментами.
Тогда то он и зашевелился от захлестнувшей волны боли. Чем весьма удивил всех.
Но в барак всё-таки занесли и закрыли как всегда. Вполне справедливо не дав лепёшку. Но её никто и не требовал. Соседи по бараку решили, что Виктору осталось пару часов жизни. И даже воды ему не принесли…
А утром пришла расплата! Нет, не для надсмотрщиков. А для тех, кто за месяц так и не смог найти общий язык между себе подобных. Тех, кто не желал хоть чем-то помочь своему ближнему. Для рабов!
Ворота открыли на час позже. Но не надсмотрщики. Те скопом стояли возле своей небольшой казармы и выглядели безучастными зрителями. Командовали построением рабов люди, укутанные в кожаные доспехи. Они сильно выделялись весьма мощной статурой, резким гортанным выговором и непереносимым, даже для рабов кисло-затхлым запахом. Да ещё и особенными шлёмами: островерхими и со свисающими с них на спину, чуть ли не до пояса пышными султанами какой-то травы.
С хозяйской последовательностью они осмотрели всех рабов, рассортировали по группам и наложили на руки каждого некое подобие наручников. Но не стальные, а из весьма прочного, цвета спелой вишни дерева. Каждую группу соединили длинным канатом, продетым сквозь наручники. И только после этого выдали как обычно пол буханки хлеба.
Виктор всё это время так и просидел в бараке, возле самых ворот и сквозь щёлочки распухших глаз разглядывая происходящее во дворе. С самого начала и его пытались поднять ногами, пиками копий, плётками и даже руками. Но, рассмотрев запекшуюся кровь по всему телу и болтающиеся, словно у куклы конечности, оставили в покое.
Один из "вонючих", как мысленно окрестил их для себя Виктор, гаркнул что-то укоризненное в сторону надсмотрщиков. Но те в ответ только безразлично пожали плечами. А Виктор страстно хотел уйти из этого барака! Пусть даже с "вонючими"!
Лишь бы вырваться из этого пекла!