— Приветствую, сестра.
Накари повернулся к Маркусу и протянул руки.
— Брат.
Освобожденная от власти мужа, Киопори посмотрела на двух мужчин и нахмурилась.
— Маркус, позволь мне взглянуть на нашего сына.
Вампир совершенно бесстрастно отдал ребенка Накари и повернулся к любимой.
— Ты увидишь его, как только он родится, iubirea mea. Уверяю тебя, я сразу отдам его в твои руки.
Киопори вздохнула.
— Не играй со мной, Воин. Я прекрасно знаю, кем и чем является этот ребенок, и я повторяю — дай мне посмотреть на нашего сына.
Накари вопросительно взглянул на Маркуса, продолжая твердо держать Темного в руках, хотя тот начал извиваться, плакать и пинаться ногами.
— Накари! — отрывисто бросила Принцесса. — Не веди себя так, словно ты глухой. Я тебе не какая-нибудь неженка, с которой нужно няньчиться. Дай мне ребенка.
Строгий взгляд Мага на краткий миг встретился с ее глазами, затем он вновь повернулся к Маркусу.
— Мне жаль, сестренка; я обязан подчиниться брату.
Как будто понимая суть проблемы, ребенок начал дематериализоваться прямо в руках Накари, движимый могущественным желанием Небесного Существа, сидящего на кровати. Как только форма Темного начала проявляться в руках Киопори, Маркус быстро очертил рукой круг возле тела новорожденного, создавая непреодолимую преграду, и быстро отдал ребенка обратно в руки Накари.
«Темный был поразительно силен. Ты должен унести его из комнаты, пока он вновь не попытался воззвать к её жалости».
Накари кивнул.
«Может, мне позвать Наполеана, чтобы отнести ребенка в Комнату Жертвы?»
— Прекратите переговариваться в моем присутствии! — глаза Киопори сверкнули темной яростью. Она прекрасно понимала, что братья используют личный канал для связи.
«Нет, — ответил Маркус, игнорируя протест возлюбленной. — Я выплачу долг, как только твой племянник родится, а Киопори успокоится. Подожди меня в соседней комнате».
Маг нахмурился, явно не желая надолго оставаться наедине с младенцем, но спорить не стал.
— Как пожелаешь, — громко сказал он и дематериализовался из комнаты с ребенком на руках.
— Как ты смеешь! — закричала Принцесса.
Маркус поспешил к кровати и положил руку на ее щеку.
— Киопори… пожалуйста. Я не пытаюсь обидеть тебя.
— Обидеть меня? Ты оскорбляешь меня!
— Я никогда…
— Ты полагаешь, я недостаточно сильна, чтобы вынести вид ребенка, зная, что нам придется принести его в жертву. Ты полагаешь, что мой разум не сможет справиться с этим. И ты использовал силу, чтобы навязать мне свою волю? О да, Маркус, ты оскорбляешь меня! Как посмел ты думать и решать за нас обоих? — Глаза Киопори впились в него. — Никогда больше не смей брать контроль над моим телом без моего разрешения! Ты понял меня, Воин?
Маркус ошеломленно посмотрел на нее, но промолчал, зная, что времени на спор нет. Этот день должен был стать вторым счастливейшим днем в его жизни.
Женщины.
Чего Киопори ожидала?
Разумеется, силы вампира превосходили ее силы; и, разумеется, он всегда будет использовать их для защиты Принцессы, потому что это его долг, как ее избранника и как Воина. Почему это должно считаться оскорблением? И если Маркус еще когда-либо почувствует, что Киопори в опасности, он возьмет контроль не только над ее телом, но и над разумом, если посчитает, что так будет лучше. Разве она не понимала, с кем обручилась?
Вампир отвернулся. Несмотря на его решимость, слова девушки глубоко ранили. Маркус бы никогда не посмел обидеть ее. Не говоря уже о том, чтобы оскорбить. О, боги, Киопори была намного значительнее всего в этом мире. Что ему теперь делать?
Принцесса вздохнула и прикусила нижнюю губу. Потянувшись, она коснулась его руки.
— Любовь моя, я знаю, ты считал, что так лучше, но нам придется… сделать то, что нужно. Я хотела увидеть ребенка, чтобы понять, что именно это Проклятие все эти годы делало с нашими мужчинами… что за мерзость сотворили мои сестры. Мне нужно было самой увидеть отсутствие души ребенка, почувствовать это, чтобы понять, что отдать его — не грех.
— Но ты сказала, что он прекрасен, и не смогла понять, как твои сестры сотворили это Проклятие. Ты сказала, что он похож на меня. Я решил, что ты хочешь оставить его.
Киопори нахмурилась.
— Он действительно прекрасен, и да, я не понимаю весь этот ужас, но не собираюсь изображать из себя богиню или притворяться, что обладаю достаточной силой, чтобы отменить древнее проклятие, продержавшееся больше тысячи лет. И я не забыла время, проведенное в логове Сальваторе. Я не просила тебя пожалеть его. И бы не стала рисковать твоей жизнью. Разве ты не мог дать мне хотя бы одну минуту, чтобы примириться… со своей душой?