Ключник же был очень осторожен и, войдя к пленнику, всегда оставался на таком расстоянии, которое было длиннее, чем цепи, сковавшие Штертебекера. Нужно было в этом перехитрить ключника и так его заманить, чтобы можно было схватить его руками.
Вскоре Клаус составил план, которого к вечеру решил привести в исполнение.
Услыхав знакомые шаги, Штертебекер стал производить в одном углу равномерный шум посредством двух звеньев своих цепей, которых тер одно о другое. Казалось, будто пилят железо. По временам Клаус постукивал цепями, как бы пробуя их крепость.
Ключник тотчас услыхал этот «подозрительный» шум и от ужаса чуть не уронил миску и кувшин с водой, которых носил. Поставив их на пол, он подкрался к двери, чтобы слушать. Шум продолжался.
— Он пилит свои цепи, — бормотал ключник. — Чорт знает, как он добыл напильники, ведь я же его обшарил везде. Какое счастье, что я тут. Меня так скоро не обманет, знаю их штуки.
Лукавая улыбка показалась на его лице. Как можно осторожнее и тише он повернул ключ в замке дверей и отодвинул засовы. Штертебекер, угадавший, что происходит за дверью, усердно продолжал свою работу, как бы уверенный в своей безопасности.
Теперь ключник был вполне уверен в своем предположений и внезапно распахнул двери.
Штертебекер, как бы настигнутый на месте преступления, притворился пораженным и спрятал обе руки за спину.
— Что вы там делаете? — закричал ключник, заметивший это движение.
— Странный вопрос! — ворчал Штертебекер, словно старающийся казаться невинным. — Вы хорошо знаете, что со скованными руками ничего нельзя делать.
— Но вы хотите перепилить эти оковы! — упорствовал ключник.
Штертебекер принужденно засмеялся.
— Откуда мне взять напильник, чтобы перепилить цепи, — возразил он нерешительно.
— О о, меня не проведете, — сказал ключник. — Я хорошенько слыхал. А ну, давайте-ка сюда инструмент, что держите за спиной.
Клаус снова ненатурально засмеялся. При этом он сделал движение телом, как бы желая лучше что-то скрыть.
— Го-го! вы хотите меня одурачить? Но нет, это вам не удастся; сейчас покажите цепи на руках — они напилены или нет.
Штертебекер еще больше засунул руки за спину и упрямо сказал:
— Не хочу показывать вам мои руки. Вы разве можете меня заставить?
Теперь подозрение ключника еще больше увеличилось, и он решил сам удостовериться. Поэтому стал приближаться к пленному.
Этого только и ожидал Штертебекер. С быстротою молнии схватил он ключника левой рукою за горло, а правой так крепко ударил его в висок, что тот снопом повалился на землю.
Тотчас схватил он связку ключей, освободился от цепей и надел их на бесчувственного ключника, чтобы тот, придя в себя, не выдал бы его, он еще затыкал ему рот, чтобы он не мог кричать.
Сделав это, Штертебекер сделал несколько движений и расправил свои онемевшие члены, затем осторожно выбрался из своего заключения.
Между тем наступила ночь. В крепости царствовала мертвая тишина. Штертебекеру пришлось отпирать посредством отнятых им ключей много дверей, пока он достигнул двора крепости.
Он направился к львиной клетке, в которой должен был проехать в Гамбург. Ключ к клетке он также нашел.
— Превосходно! — улыбнулся Клаус. — Роскошная зала. В этой клетке поместятся все достопочтенные сенатора. Правда, здесь не совсем удобно, запах также не особенный. Но ведь они же назначили ее для человека, для меня, пусть сами испробуют теперь!
Клаус направился к покоям посольства. В каждой комнате спали по два посла, только глава посольства Альберт Шрейе пользовался отдельной комнатой.
Постового у двери входа Клаус, прежде нежели тот успел понять, в чем дело, схватил за горло, вырвал его же саблю и приставил ее к груди гамбуржца.
— Ни звука, или убью! — зашипел виталийский король.
Солдат от этой неожиданности растерялся и не оказал ни малейшего сопротивления. Штертебекер связал ему руки ремнем от сабли, заткнул рот и приказал не двинуться с места, иначе убьет.
Теперь Клаус тихо открыл дверь в комнату Альберта Шрейе.
Лунной свет озарял комнату.
Штертебекер стал как раз в лунном свете и приложил острие сабли к голой груди спавшего.
Вскоре, Альберт Шрейе, вероятно, видевший прекрасные сны о своем триумфальном въезде в Гамбург с своей добычей, предполагая назойливую муху на груди, стал рукой чесаться.
Когда же Клаус чувствительнее заводил острием, он быстро поднялся и с криком ужаса повалился снова на подушки.