— В смысле того, что вы нанесли ответный удар. Вернее, конечно, не удар, а подали сигнал, что вас голыми руками не возьмешь. Смелее, Евгений Андреевич. На следующую ночь после диверсии в вашем офисе было, как известно, две ответные акции… Ну?
— Да, — безвольно сник Агафонский и сказал еле слышно: — Сожгли второй этаж агентства «Тур Вселенная». И автомобиль Тамары Артаковны.
— Тамара Артаковна — это банк «Демпинг-Экстра»?
— Да. Тамара Артаковна — это тетка покойного Тофика. Я подозреваю ее… Но она честный человек и искренне любит эстраду. Она меценатствует, просто так дает деньги на молодых ребят музыкантов…
— Ну и как, помогли вам ответные диверсии? Конкуренты испугались?
— Поймите меня правильно, Всеволод Иванович. Я никого не убивал. Ни Княжина, ни Тофика, Но мне надо было показать этим людям, что и за мной якобы стоит грозная сила! Со мной надо говорить уважительно! И потому я по-любительски глупо, неподготовленно, просто по-мальчишески организовал эти диверсии — на «Тур Вселенную» и машину Тамары Артаковны. А что делать, скажите? Нас, настоящую русскую эстраду, не защищают сегодня ни милиция, ни государство, ни закон. На нас наваливается сволочь со всего света! Мафия своя, инвеститоры с Запада, которые суть такие же жулики и воры! Мы беззащитны, как младенцы в стае волков! А государство только хрюкает, слушает наши песни, иногда кинут орденочек кому-нибудь на грудь или почетное звание. Все! Вот я и вынужден был хоть как-то обороняться.
— Почему вы выбрали для ответной атаки «Тур Вселенную» и царицу Тамару?
— А потому что дурак! — в сердцах сказал Агафонский. — «Тур Вселенная» — в центре города, те, кому надо, сразу об этом узнают. А Тамара в случае чего скандала не устроит, женщина широкая. Позор еще в том, что Тамара Артаковна и жена президента «Тура Вселенной» Локтева Светлана Дмитриевна — обе входят в попечительский совет нашего «Граммофона»! Понимаете?! Я уже никому не верю, честнейшим людям не верю! Своих кусаю, чтобы чужие боялись! И никакой защиты! Светлана Дмитриевна в Думе заседает и тоже ничего не может поделать! Ей там о наших делах и слова не дают сказать! Куда там! Военно-промышленный комплекс, космические исследования заваливаются, а тут мы, музыканты какие-то! И приходится сражаться самому. Мне было все равно, кому показывать зубы, кого пугать своей несуществующей силой. Кто надо — увидел. И теперь будут говорить со мной уважительно. Но деньги, пай Княжина, нам нужны позарез.
— А вы их точно отдали Княжину? — улыбнулся Сорин.
— Конечно! Нам эта грязь не нужна! То есть нужна, но без своего хозяина, скажем так. А теперь за капиталы Княжина поведут кровавый бой наследники! У него оказалась дюжина детей официальных и еще больше неофициальных. Вот уж где начнется битва при дележке, так битва! — Агафонский прислушался к информации аэропорта, взглянул на Сорина. — Мой рейс. Клянусь, я никого не убивал. Клянусь, через три дня я вернусь и буду к вашим услугам. Я вернусь. У меня все здесь: жена, подруги, дети, «Граммофон» — мечта и дело всей моей жизни. Мне некуда бежать.
— Вы улетите, Евгений Андреевич, улетите, — нервно поморщился Сорин. — У меня только один вопрос мелькнул, но я никак не могу его вспомнить. Сейчас… Да! Кто руководит агентством «Тур Вселенная»?
— Иван Локтев. Хреновый бизнесмен, из комсомольских вождей.
— Так. Локтев. А его жена… Светлана…
— Светлана Дмитриевна Локтева-Дворецкая, депутат Думы, единственный наш защитник в стенах власти… Но женщина всегда лишь женщина. Хотя она очень энергична. Между нами говоря, она и создала это агентство, но, когда стала депутатом, передала дело мужу.
— Вот оно как… — Сорин тихо засмеялся. — И вы подожгли, собственно говоря, офис члена вашего попечительского совета?
— Только потому, что он в центре! И все знают, что агентство связано с «Граммофоном»! Я же провокацию устроил! Грязную и неприличную. Боже мой, у царицы Тамары сгорел «мерседес», так она не чихнула, никому не сказала даже! А на пожар в «Туре Вселенной», я уверен, враги мои тоже обратили внимание!
— Да кто же ваш враг, Евгений Андреевич? — с силой произнес Сорин. — Княжин мертв, Тофик в гробу, кто теперь ваш враг? Последний ваш искренний ответ, и летите хоть к черту в зубы!
— Не знаю! Не знаю, — обессиленно повторил Агафонский. — Я назвал вам всю обойму тех, кто готов меня сожрать! А уж ваше дело выбрать главную личность. Все, я никуда не лечу. Пойду, хоть билет сдам.
— Летите. Счастливого пути, — Сорин поднялся. — Вы много сказали правды, много налгали. Вы кого-то до смерти боитесь. Но это объяснимо. Ведь, действительно, я не могу вас защитить сегодня. Грустно, но вот так обстоят дела в России в тысяча девятьсот девяносто пятом году. И все же. Если вы не вернетесь, то просто подпишетесь под всеми преступлениями. Именно вы будете считаться убийцей.
Агафонский тоже встал и печально улыбнулся:
— А может, я и есть убийца, откуда вы знаете?
— Может быть. Вариант не исключается.
Он оглянулся, приметил невдалеке Володина (рядом с ним стояли двое офицеров милиции), кивнул ему и пошел к выходу из здания аэропорта.
Трое суток старенький доктор Илья Михайлович дневал и ночевал около Нади, беспощадно колол ей в задницу лекарства, а на четвертые сутки сказал, что кризис миновал и что купание в холодной реке и ночные прогулки в мокрой одежде даром не могут пройти даже для такой крепкой барышни, как Надя. С этим и ушел, получив царскую плату за свои хлопоты.
На следующий день бодро проснувшаяся Надя обнаружила, что лихорадка ее отпустила, но по всему телу пошли мелкие чесоточные прыщи, от которых Надя страдала еще больше, чем от температуры. Джина с отчаяния уже собралась вызывать «скорую помощь», но Надя попила на ночь горячего чаю с медом, заснула, а утром все прошло.
Надя налила полную ванну горячей воды, заправила ее французским шампунем, поплескалась в ней около часа и вышла розовой, свежей, словно вчера родилась.
— Ну и здорова же ты, мать! — восхищенно завизжала Джина. — Я бы после такой хвори неделю в реанимации провалялась!
— Вот и валяйся! — посоветовала Надя. — Ты мне адрес Корецкой нашла? Я тебя давно просила.
— Знаю я, где она репетирует. Но на этот раз тебя всерьез пришибут! Я дурой родилась, но ты и того хлеще!
Надя призадумалась, быть может, Джина права. Кто ее сбросил с теплохода и зачем это было сделано, Надя не знала. В конце-то концов, ну видела она Корецкую и ее бугая в квартире Княжина — так ведь на другой день после его смерти. Скинуть ее с теплохода, вдруг подумала она, мог тот парень с плащом через руку, друг Николая. Только вряд ли. Николай — не убийца и такого приказа отдать не мог. Кому она вообще могла перебежать дорогу так серьезно, чтоб возжелали ее смерти?
— Черт его знает, Джина, — грустно сказала она. — Целый месяц в Москве, по делу ничего не сделано, а врагов я себе, получается, нажила выше крыши!
— Я и говорю — летим на юга! Здесь пока все устаканится, подзабудется, вернемся, и начнешь все сначала.
— Лети, — сказала Надя. — Я тебя не держу. А мне с Аней Корецкой так или иначе надо поговорить. Мы землячки, с Урала обе, она меня должна понять. И помочь должна. Одни москвичи тухлые на эстраду лезут! У них и так все есть, как сыр в масле катаются, а другим прохода не дают! Может, возьмет к себе в ансамбль на подтанцовки, и то для начала будет хорошо.
— Зачем ты ей нужна? — закипятилась Джина.
— Не нужна, — согласилась Надя. — Но она меня боится. Почему-то боится, я чувствую. А потому ей лучше, чтоб я у нее в подругах ходила. Где она репетирует?
До Теплого Стана Надя добралась на метро. Спускалась под землю при пасмурном, сереньком дне, а поднялась наверх — солнце сияло и на небе не было ни облачка! Будто в другой город приехала.
Полуподвал, где должен был находиться зал для репетиций Корецкой, Надя нашла не сразу. Парнишка лет пятнадцати указал на железные двери в углу двора и сказал, что репетирует Корецкая обычно вечером, а сейчас вряд ли там кто есть.
Парнишка ошибался. Едва Надя подошла к дверям, как услышала из маленьких окошечек на уровне земли ритмичную музыку, хрипловатый кабацкий голос Корецкой пел что-то незнакомое, новенькое — про любовь под луной и пальмами в шуме прибоя океанской волны.