В то время договор казался полезным. Лотан-Аклун обещали не нападать на опустошенные войной земли и вести торговлю с Акаранами. По условиям соглашения Акацийская империя должна была каждый год поставлять Лотан-Аклун полный корабль детей-рабов — не задавая вопросов и не принимая более никакого участия в их судьбе. Взамен они обязались снабжать Тинадина мистом. Король вскоре поймет, уверяли Лотан-Аклун, как полезен этот инструмент для умиротворения беспокойной империи…
Мелкие детали утрясли позднее, но договор был заключен. С тех пор тысячи детей из всех уголков Изученного Мира грузились в корабли и отплывали за Серые Валы. А миллионы людей по всей Акацийской империи, позабыв прежнюю жизнь, работу, мечты, всецело отдавались во власть мимолетных видений, даруемых мистом. Тем самым наркотиком, который Леодан вдыхал нынче ночью. Такова была правда Акации…
— Требование? — наконец спросил Леодан. — Ты сказал, требование?
— Судя по их тону, да, милорд. Именно так. Насколько я понимаю, Лотан-Аклун весьма и весьма уверены в себе.
— Самоуверенность лотанов — не новость, — заметил Леодан. — Отнюдь не новость… Они уже забрали души моих людей. Что им еще надо? Лотан-Аклун не лучше любого другого сброда, который нас окружает. Рудокопы, купцы, сама Лига. Никто не довольствуется тем, что имеет. Я никогда не видел ни одного лотана, но отлично их знаю… Пусть Лига передаст мой ответ. Квота останется прежней. Договор был заключен навечно задолго до моего рождения. Именно такой, каков он есть. И не будет никаких изменений — ни сейчас, ни в будущем.
Леодан сказал это твердой уверенностью окончательного решения, но тишина, повисшая в комнате после его слов, не понравилась королю.
— Есть еще один вопрос, который нам нужно обсудить, — сказал Леодан. — Нынче утром я получил письмо от генерала Алайна из Северной Стражи. Он послал его на имя одного купца из нижнего города, а тот передал мне через слуг. Довольно-таки необычный способ…
— Да, очень странно. — Канцлер откашлялся. — И что же этот вояка желал сообщить?
— Непонятное письмо, Таддеус. Оно кажется полным смысла, но смысл этот ускользает от меня из-за скудности деталей. Генерал спрашивает, прибыл ли ко мне гонец, которого он отправил немного ранее. Некто лейтенант Сзара. Судя по всему, посланница должна была передать мне какие-то печальные сведения.
Таддеус в упор посмотрел на короля.
— И ты получил такое письмо?
— Ты знаешь ответ. Оно должно было пройти через твои руки.
— Совершенно верно. Однако я впервые о нем слышу. Лика изложил хоть какие-нибудь подробности?
— Нет. Он не доверяет бумаге.
— И правильно делает. То, что написано, может прочитать кто угодно.
Леодан посмотрел на канцлера и некоторое время изучал его тяжелым взглядом — затуманенным наркотиком, но все еще сосредоточенным. Лицо оставалось невозмутимым, однако лоб короля прочертила глубокая складка, выдававшая его беспокойство.
— Да, может быть… Странно, почему он решил писать мне, а не наместнику. Конечно, Лика недолюбливает Риалуса Нептоса… Я тоже, к слову сказать. Знаешь, этот Нептос пишет мне по меньшей мере дважды в год. Рассказывает о своих талантах и намекает, что неплохо было бы отозвать его из Мейна и назначить на какой-нибудь пост в Акации. Можно подумать, я сплю и вижу, как бы пристроить Нептоса ко двору. Он напоминает, что происходит из знатного акацийского рода, уверяет, что климат Мейна пагубно влияет на его здоровье. Тут в общем-то не поспоришь. Мейн — гадкое место… Ладно, в общем, Лика желает пообщаться со мной напрямую. Очень любопытно. Где же эта Сзара?
Таддеус пожал плечами.
— Не знаю. И в мирные времена случаются неприятности. Середина зимы. Здесь это не так заметно, но в горах Мейна погода, должно быть, сущий кошмар. Как она собиралась ехать в Акацию? Верхом или по реке Аск?
— Понятия не имею.
— Я разберусь, — заявил Таддеус. — Покамест выкинь это из головы, а я погляжу, что к чему. Отправлю к Лике посланников. С твоего позволения, я дам им полномочия королевских гонцов, чтобы им не чинили препятствий в пути и везде обеспечивали свежими лошадьми. Мы все узнаем самое позднее через месяц. А может, и раньше, если они поедут через Ошению. Максимум двадцать пять дней.
Таддеус замолчал, ожидая ответа короля. Леодан что-то неразборчиво пробурчал.
— Сам увидишь: наверняка ничего серьезного. Лика всегда был перестраховщиком, если только речь заходила о Мейне, но его опасения ни разу не оправдались.
— Теперь все иначе, — заметил король. — Хеберен Мейн был разумным человеком, однако он мертв. Его сыновья из другого теста. Хэниш амбициозен. Помню, я видел его мальчишкой, когда он приезжал на остров. И я видел его глаза… Маэндер — тот просто чистая злоба, а Тасрен — загадка. Мой отец всегда говорил: мейнцам ни в коем случае нельзя доверять. Я поклялся ему, что никогда не совершу подобной ошибки. Ты сам всегда советовал мне быть осторожнее. Мы с тобой старались предусмотреть все возможные проблемы, помнишь?
Таддеус кивнул.
— Конечно. Ведь это моя работа. В юности я повсюду видел опасность. Но Акация никогда не была сильнее, чем сейчас. Вот что я хотел сказать, друг мой.
— Знаю, Таддеус. — Король обратил взор к потолку. — Скоро я возьму детей, и мы отправимся в путешествие. Объедем все провинции империи. Я попытаюсь убедить народ в том, что я добрый и великодушный король, а народ попытается убедить меня в том, что они верные подданные. Возможно, иллюзия продержится еще некоторое время… Как думаешь?
— Звучит недурно, — отозвался Таддеус. — Дети будут в восторге.
— Разумеется, их «дядюшка» поедет с нами. Они ведь очень любят тебя, Таддеус.
Канцлер немного помолчал.
— Такая честь слишком велика для меня.
Леодан сидел, так и эдак вертя в голове слова Тадлеуса. В них было что-то приятное, теплое — если отрешиться от первоначального контекста. Однажды он сказал нечто подобное Алире. Как же?.. «Твоя… любовь слишком велика для меня». Да, верно. А почему он так сказал? Да потому, что это была правда, само собой. Леодан исповедался перед ней вечером накануне их свадьбы. Он выпил слишком много вина и выслушал слишком много хвалебных речей. Ему стало тошно, он просто не мог более выносить всего этого. Потому Леодан оттащил свою нареченную в сторону и сказал, что она должна узнать о нем некоторые вещи, прежде чем они поженятся. Леодан признался ей во всем, что знал о преступлениях Акаранов — и древних, и тех, что были совершены во времена его отца, и тех, которые совершались до сих пор. Он вывалил все это со слезами на глазах, патетично и даже злобно — уверенный, что Алира отшатнется в ужасе. Почти надеясь, что она с омерзением отвергнет его. Любая добрая женщина именно так и поступила бы, а Леодан не сомневался в доброте своей нареченной.
Как же изумлен он был тогда ее ответом! Алира подошла к нему, придвинула красивое большеглазое лицо. На нем не было ни следа удивления, отвращения или осуждения. «Король — лучший и худший из людей, — сказала она. — Ну конечно же. Конечно». Их губы встретились; она целовала Леодана страстно и жадно, так, что у него перехватило дыхание. Может быть, именно в тот момент они на самом деле стали мужем и женой. В миг полного понимания и согласия. Теперь Леодан не мог бы сказать, какой аспект ее любви притягивал его более всего. Может быть, то, что Алира могла простить ему все, и любить, по-прежнему считая добрым, великодушным человеком? Или осознание того, что Алира — как и он сам — была способна подняться над правдой и ложью? Что бы ни делал король, он не боялся признаться жене и получал ее благословение. Он любил ее беззаветно. Теперь Леодан сомневался, что сумел бы править империей, если бы рядом не было Алиры. Неизвестно, пошло ли это на пользу Акации, но для Леодана — слабого и неуверенного в себе правителя — помощь жены оказалась бесценным даром.
— Возможно, Таддеус, — промолвил Леодан, запоздало отвечая на реплику канцлера. — Возможно, я оказываю тебе слишком большую честь. Все мы временами совершаем эту ошибку. Но какой от нее вред?