При виде племянника Халивен широко улыбнулся. Они поздоровались, обхватив друг друга за головы и крепко стукнувшись лбами. Старинное приветствие, принятое между близкими родственниками и уместное в моменты сильных эмоций. У Хэниша едва не посыпались искры из глаз, но боль от удара была безделицей в сравнении с той, которую он испытал, увидев, как выглядит Халивен. Никогда прежде Хэниш не встречал столь изнуренного, измученного человека. Разве что нищие, шатавшиеся на улицах Алеси, выглядели не лучше. Одежда в беспорядке и перепачкана сажей, губы пересохли и потрескались, глаза под кустистыми бровями казались черными провалами, а кожа туго обтягивала череп, придавая дяде сходство с его нынешними подопечными. Волосы Халивена стали белы как снег. Хэниш постарался припомнить, много ли было в них седины, когда дядя уезжал на север. Пожалуй, нет. Теперь же они походили на серебристую траву, замороженную ледяным ветром.
Отойдя на шаг, Хэниш сказал:
— Отлично выглядишь.
Ложь сорвалась с губ, прежде чем Хэниш успел одернуть себя. Халивен ответил хмурым взглядом, выразив в нем все, что думал об этих словесных выкрутасах. Однако в следующий миг лицо старика снова прояснилось.
— Нет, это ты отлично выглядишь. А я… я не настолько. Тому виной некая миссия, которую ты поручил мне, племянничек. Некое задание…
— И все же ты выполнил его.
Несколько секунд Халивен молча изучал лицо Хэниша. Потом коротко кивнул:
— Пойдем. Я тебе все покажу.
Вдвоем они обошли караван. Хэниш забирался на огромные повозки, прикасался к саркофагам, шептал слова приветствия и молитвы-восхваления. Он ясно ощущал силу, бьющуюся под крышками гробов. Энергия ярости пульсировала и изливалась наружу в жуткой тишине, словно каждый из неподвижных предков, закованных в оболочку своих тел, безмолвно кричал о смерти и разрушении. Рабочие казались нервными и перепуганными. Изнуренными — более эмоционально, нежели физически. Даже яки, эти обычно невозмутимые звери, беспокоились, и возницы с трудом удерживали их в повиновении.
Халивен поведал Хэнишу о путешествии. Это была длинная история, которую он начал рассказывать днем и продолжал за ужином, когда на землю спустился синий вечер. К тому времени как он закончил, уже стояла глубокая ночь. Дядя и племянник сидели в тишине. Густой балдахин деревьев закрывал звезды, но на листьях дрожал отблеск их света. Халивен закурил трубку, набив ее листьями конопли. Хэниш и не знал, что дядя приобрел эту привычку. Он уже готов был высказать неодобрение, однако сдержался. Все же конопля — не мист. К тому же Халивен, пожалуй, заслужил право на небольшую слабость. Хэниш снова задумался о Коринн, когда Халивен нарушил молчание.
— Они нетерпеливы, — сказал он.
Хэнишу не нужно было спрашивать, о ком говорит дядя.
— И очень злы, — прибавил Халивен.
— Я знаю. Я сделал…
Халивен привстал с земли, вскинул руку и схватил Хэниша за запястье. Глаза старика горели яростным огнем.
— Ты ничего не знаешь! Ты не чувствовал их так, как я в эти дни. Они окончательно проснулись. Я слышу их мысли. Они так отчаянно жаждут мести, они дрожат от предвкушения. Я боюсь их, Хэниш. Я боюсь их так, как никогда не боялся никого и ничего на свете.
Хэниш убрал руку, медленно, но настойчиво высвободившись из хватки Халивена. Он говорил с уверенностью, которой не чувствовал, хотя должен был. Говорил, стараясь поверить собственным словам.
— Этот гнев направлен не на тебя, дядя. Наши собственные предки не причинят нам зла.
— Так они всегда говорили нам, — буркнул Халивен. — Что ты наболтал принцессе?
— Насчет Тунишневр? Я сказал ей, что она могла бы помочь мне освободить их. Несколько капель ее крови, отданные по доброй воле, снимут проклятие. Коринн, впрочем, не дала согласия, и я не давил на нее. Она думает, что я могу сделать это и без ее доброй воли.
— Можешь, — отозвался Халивен. — А ты объяснил ей, что означает освобождение Тунишневр? Сказал, что есть два способа снять проклятие, и исход будет очень разным?
— Я рассказал только об одном. Она полагает, что предки наконец-то отправятся за грань бытия и обретут покой. Я сказал, что они желают только этого.
— И все?
Хэниш кивнул. Халивен помолчал немного.
— Итак, ты солгал ей, — наконец произнес он.
— Да. Она не знает, что на самом деле предки хотят снова ходить по земле…
— С обнаженными мечами.
— Неся кровавое возмездие.
Воцарилась тишина. Все слова были сказаны. Хэниш протянул руку за трубкой. Халивен выбил ее и отдал племяннику.
Глава 59
Маэндер знал прежде и в очередной раз убедился теперь: ничто так не будоражит кровь, как война. Плотские утехи, состязания в доблести, погоня за богатством, мелкие стычки, охота — на зверя и на человека… Все это казалось сущими пустяками в сравнении с гигантской массовой резней. Маэндер блаженствовал в кровавом безумии первой войны и с тех пор соскучился по настоящему делу. Несколько раз он пытался убедить Хэниша затеять хоть небольшую войну с той или иной провинцией, но брат не принимал его всерьез. И вот, наконец, по прошествии девяти лет мирной жизни Маэндер снова попал в любимую стихию. Аливер Акаран выбрался на свет и привел с собой много друзей, так что развлечение обещало стать интересным.
Маэндер высадил свои войска на талайском побережье и отвел их в глубь материка. Он думал о близкой битве с восторгом и упоением. Маэндер не чувствовал ни малейших признаков страха, озабоченности или тревоги и не предполагал, что схватка может иметь для него какой-нибудь неблагоприятный исход.
Он не мог проиграть — уж настолько-то Маэндер был уверен в себе. Никогда еще он не встречал человека, чей способ мышления был бы так же приспособлен для убийства, как его собственный. Должно быть, прославленный Тинадин мог бы потягаться с ним, но и только. Войска были готовы и ждали приказа. Хэниш позаботился о том, чтобы солдаты не почивали на лаврах первой победы и не слишком купались в роскоши, чтобы не размякли, как это случилось с акацийцами. Не так-то просто было это устроить, поскольку большинство мейнских воинов за одну ночь превратились в богатых людей. Тем не менее Хэниш поддерживал среди них строгую дисциплину, и солдаты по большей части вели надлежащий образ жизни.
Теперь они стали даже более грозной силой, чем в первой войне. У них появились прекрасное оружие и доспехи; бойцы неустанно тренировались, оттачивая свои навыки, и ни в чем не испытывали нужды. Только одно осталось, как было: мейнцы сохранили свою гордость и помнили заветы предков. Теперь им уже не нужно было восстанавливать справедливость, как девять лет назад однако они желали удержать то, что завоевали. Молодые люди жаждали славы — так же, как их отцы, дядья и старшие братья. Вдобавок мейнцы имели оружие, о котором Аливер даже не подозревал. Акарана ждал сюрприз — возможно, еще более неожиданный, чем нюмреки в первой войне.
Маэндер был уверен в себе и своих солдатах, а вдобавок к тому Тунишневр пообещали ему, что он возобладает над Акараном. Кровь Аливера будет пролита его рукой, сказали предки. Они позволили Маэндеру лично убить этого человека, если он сочтет нужным. Коринн будет принесена в жертву на алтаре и освободит предков от проклятия, а старшему принцу лучше умереть как можно скорее, ибо он представляет опасность.
Маэндер поднялся на гребень холма, откуда как на ладони была видна простирающаяся внизу широкая равнина — будущее поле битвы. Глядя на воинство принца, Маэндер радовался как мальчишка, предвкушающий веселую игру. Следующие несколько дней он распределял войска по лагерям, откуда должно было начаться развертывание. Если Аливер полагал, что его смутьяны-мятежники взбунтовали всю империю, оставив мейнцев без союзников, то он жестоко просчитался. В каждой провинции нашлись люди, которые откликнулись на призыв к оружию — те, кто процветал и благоденствовал под властью Хэниша и не желал утратить свое положение и привилегии. Эти карательные отряды усмиряли бунты в провинциях, а теперь присоединились к армии Маэндера. В скором времени должны были прибыть нюмреки. Они вроде бы всего в нескольких днях пути от Талая, так что самое интересное не пропустят. Впрочем, возможно, нюмреки вообще не понадобятся.