Давать задний ход, чтобы попытаться расстрелять врага на крутых подъемах, было бессмысленно. Пока мы возвратимся на полкилометра назад, гвардейцы, заметив это, успеют вскочить на коней и рванут во весь опор на попятную, не дожидаясь, когда мы приблизимся. Ну и черт с ними, пусть уходят! Не выберутся здесь, выберутся в другом месте, а мы будем лишь бестолково метаться за ними, как неуклюжая старуха, гоняющая мухобойкой мух.
Когда «Гольфстрим» отъехал от Кавалькады еще на полкилометра, первые кабальеро уже выбрались из желоба и дожидались остальных, растянувшихся вереницами по осыпям. Я в досаде сплюнул: вот и повоевали! Сейчас всадники обгонят нас поверху, снова спустятся в ров далеко впереди нас и – только мы их и видели! Конница, что тут еще сказать… В открытой стычке с бронекатом пользы от нее мало, но в маневренности и скорости она всегда была пронырливее шкипера Проныры.
– Отбой тревоги! – скомандовал я нашим стрелкам и выключил вращающуюся вхолостую сепиллу. – Можете расслабиться – мы упустили Кавалькаду!..
И посмотрел исподлобья на дона Риего-и-Ордаса, который в открытую злорадствовал над нами и смеялся, наверное, впервые с той минуты, как Убби взял его в плен…
Хитрый финт преследователей поверг нас в угрюмое настроение. Оно не улучшилось даже при виде моста Мубарак, что с каждой минутой становился все ближе и грандиознее.
Помимо Столпов, Великой Чаши и Антильского Полумоста мне довелось повидать и другие исполинские артефакты, что уронили на Землю Вседержители в год Всемирного Затмения. Но конструкция, какая предстала нам сейчас в лучах заходящего солнца, была создана руками человека. Она показалась бы нам еще колоритнее, любуйся мы ею, как кабальеро – выбравшись на берег. Самая впечатляющая деталь Мубарака – лишенный промежуточных опор, четырехсотметровый центральный пролет нависал над каналом на высоте около семидесяти метров. Она автоматически увеличивалась до ста для наблюдателей, находившихся на дне желоба. К верхушкам возвышающихся на берегах главных мостовых опор были прикручены десятки толстых вант – тех, что еще не полопались и не болтались, обвиснув, над пропастью гигантскими щупальцами. Уцелевшие тросы крепились к центральному пролету по всей его длине, за счет чего он и не обрушивался под собственной тяжестью.
Неведомо, сколько еще простоит Мубарак, пока песчаные бури не подточат его главные опоры и оставшиеся ванты. Но даже в нынешнем потрепанном состоянии в нем, однако, все еще ощущалось былое величие. То, с каким он, горделивый и натянутый как струна, наблюдал свысока за проплывающими внизу судами. Сегодня, когда половина вспомогательных опор моста обвалилась вместе с его крайними пролетами, он также утратил жесткость и заметно покосился. Нынешний Мубарак походил на стойкого солдата, который, получив ранение, продолжал тем не менее держаться на ногах, даже зная, что этот бой ему не выиграть.
Солнце скрылось за горизонт, когда Мубарак навис у нас над головами. Вблизи его сходство с живым существом лишь усилилось. Порывы ветра били по уцелевшим вантам, как по струнам, и заставляли содрогаться весь мост. Дрожь громадины передавалась и нам: через землю и по воздуху. То нарастающий, то утихающий гул накатывал на нас и вызывал тревожные ощущения. В угрожающее пение Мубарака вплетался лязг и скрежет покачивающихся на ветру оборванных вант. А также стон, что порой издавал «уставший» металлический каркас центрального пролета. Все эти звуки порождали во мне закономерные страхи, причем не беспочвенные. Может, как раз одной встряски от проехавшего под ним бронеката и не хватало этому мосту, чтобы окончательно развалиться?
К счастью, Мубарак проявил к нам милосердие и не стал хоронить нас под своими обломками. Миновав его, мы проехали еще немного, после чего выбрали безопасное место и остановились на ночлег. Можно было попробовать двигаться по накатанной дороге и ночью, при лунном свете, но в последние дни нам и так приходилось спать урывками, и я не собирался полностью отказываться от сна. «Гольфстриму» предстоял неблизкий путь, и каждому из нас ежедневно нужны три-четыре часа полноценного отдыха. Нужны так же, как вода и пища. Нельзя бездумно расходовать силы в самом начале путешествия, а иначе можно и не дотянуть до его конца. Каким бы тот конец ни был и где бы ни находился…
Ночи на вершине Африканского плато были светлее, чем на дне Средиземноморской котловины. Вдобавок завтра ожидалось полнолуние, и выкатившаяся на небосклон вскоре после заката огромная луна давала достаточно света, чтобы видеть впередилежащий путь. Напитавшийся днем солнечной энергией и теперь вовсю фосфоресцирующий Физз посматривал на хозяйку ночного неба, как на врага. Еще бы, ведь в ее лучах чешуя нашего хвостатого светоча сияла уже не так ярко. К тому же при наличии небесного светила мы реже обращались к ящеру за помощью. Что его тоже не радовало. Переставая чувствовать себя незаменимым, Физз очень расстраивался: шипел, раздраженно молотил хвостом, бродил по палубе из конца в конец, как неприкаянный, и сквернословил больше обычного.