– Не сомневаюсь, что тесть твой весьма тебе благодарен,- произнес он почти благодушно, отчетливо понимая, что Тарквинию Клеменсу вряд ли удастся вывернуться из этих лап.
Беседа практически закончилась, Юст изнывал от жары. Пора перейти в соседнее помещение. Там, погрузившись в прохладную воду, можно хорошенько расслабиться, а заодно поглазеть на поджидающих клиентов девиц. Но…
– Меня беспокоит еще кое-что, любезный префект,- медленно произнес он.
– Что? – вопрос прозвучал уже недовольно.
– Тот чужестранец, что предъявил бумаги Петрония… Боюсь, он замышляет недоброе.- Юст глубокомысленно подвигал бровями.- Он странно себя ведет и держится обособленно…
– Ну, не совсем обособленно,- возразил Тигеллин.- Он бывал у Петрония, император к нему благосклонен.- Префект угадал в Юсте стремление свести личные счеты и не хотел этому потакать.- Он не содержит гладиаторов, что едва ли пристало человеку с политическими амбициями, а в конюшнях его менее четырехсот лошадей. Повышенный интерес к музыке, а также тяга к изящному еще не делают людей подозрительными, милейший мой Юст.
Интересно, чем же сумел насолить чужестранец этому толстому проходимцу?
– Весьма распространенное заблуждение,- парировал Юст, задетый равнодушием преторианца.- Петроний тоже тянулся к изящному, а что обнаружилось – Толстяк в своем рвении слишком поздно припомнил, что улики против Тита Петрония Нигера сфабриковал сам Тигеллин.
– Да,- сказал префект со скучающим видом – что там обнаружилось, мне досконально известно
Юст был смущен, но не хотел отступать.
– Возможно, внешне это и не заметно, но, уверяю, он очень опасен. Он всюду вхож, постоянно что-то вынюхивает, его принимают во многих домах,- По ночам, мелькнуло у него в голове, и с распростертыми объятиями.- Предупреждаю, Рим содрогнется, когда откроется истинное лицо этого чужака!
– Ну-ну,- пробормотал Тигеллин,- Рим удивить трудно. Впрочем, за ним можно понаблюдать. Он, кажется, живет возле преторианского лагеря. Страже, несущей охрану двух ближайших к его вилле ворот, будет приказано отмечать его приходы-уходы.
– А почему только там? Почему не оповестить другие посты? – Проявляя напористость, Юст стукнул по воде кулаком, чем поднял тучу брызг и превратил себя из защищающего интересы империи мужа в великовозрастного шалуна. Тигеллин усмехнулся.
– В стенах, окружающих Рим, семнадцать ворот, сенатор. Стража должна охранять порядок, а не следить за каждым прохожим.- Префект помотал головой, стряхивая с себя брызги, и погрузился в воду по шею.- Не могу не заметить, что твое рвение кажется мне излишним. Предъявишь что-то конкретное, будет другой разговор, а сейчас мы это оставим. Чужеземцы приносят немалый доход, Рим относится к ним терпимо. Возможно, он и знавал неподходящих людей, а с кем из нас этого не случалось?
Юст скрипнул зубами.
– Я намеревался предупредить об опасности, но вижу, что беспокоился зря.
Он встал, вода потекла с его тела ручьями. Выбравшись из купальни, сенатор свирепо уставился на двух прокураторов. Стоят, как будто префект под арестом, мелькнуло у него в голове. Мысль позабавила Юста. Спрятав в карман неприязнь, он учтиво сказал:
– Надеюсь, тебе станет лучше, любезный Офоний.
убедившись, что Юст ушел, Тигеллин сделал знак ближайшему из двух прокураторов.
– Антоний,- сказал он,- что ты знаешь о Корнелии Юсте Силии?
Прокуратор ответил не сразу.
– У него репутация хитрого человека. Однако он никогда не обвинялся ни в чем, хотя один из его родичей был любовником…
Тигеллин нетерпеливо вздохнул.
– Валерии Мессалины, жены Клавдия. Это старая песня. Нет ли чего поновей?
Антоний поджал губы.
– Поговаривают, что его жена спит с гладиаторами. Силий, похоже, не возражает. Одно время его недолюбливал Клавдий, и даже подверг неофициальной опале. Возможно, из-за кузена…
– Возможно, из прихоти.
Тигеллин снова вздохнул. Он привык полагаться на интуицию, а та ему говорила, что за Корнелием Юстом Силием что-то стоит. Но прямых оснований аля подозрений не было, и префект ограничился тем, что сказал:
– Люди, однажды лишенные императорских милостей, редко о том забывают. Этим, пожалуй, и объясняется его излишняя суетливость.
Прокуратор счел за лучшее промолчать.
– Тот, другой человек, чужестранец. Что ты знаешь о нем? – Тигеллин медленно повернулся в купальне, старясь найти удобное положение.
– Он разводит мулов и лошадей. В основном для арены, хотя воспитывает и боевых скакунов, и тяжеловозов. Армия покупает их у него, нареканий пока что не поступало. Виллу Ракоци Сен-Жермен Франциск выстроил себе необычную – с двумя атриумами и колоннадой в греческом стиле. Во второй атриум, как и в помещения, к нему примыкающие доступ кому-либо закрыт. Там бывают только сам Сен-Жермен и его раб-египтянин.- Антоний в нерешительности умолк.- А еще поговаривают, что он спит кое с кем из своего персонала.
– С мужчиной? – Тигеллину не доносили об этих наклонностях у поселившегося возле военного лагеря чужестранца Обычно такие люди любвеобильны и пытаются совратить солдат.
Антоний позволил себе улыбнуться.
– Нет. Это армянка-наездница. Ты, возможно, видел ее на арене.- Он вновь посерьезнел.- Мы можем попробовать с ней столковаться. Полагаю, куш, позволяющий ей выкупиться на свободу, привлечет ее больше, чем фаллос хозяина.
Тигеллин неторопливо кивнул.
– Действуйте, но… осторожно, чтобы его не спугнуть и не нажить себе неприятностей. Плати этой девчонке частями, так будет надежнее.- Он не чувствовал, что от чужеземца исходит угроза, но проверить все стоило… раз уж появился сигнал.
– Это… расследование? – спросил, помедлив, Антоний.
– Нет. Обычное проявление бдительности. Предупреди стражу в воротах, пусть кто-нибудь походит за ним. Из бездельников, каких у нас много. Работенка будет нехлопотной. Этот малый всегда одевается в черное и довольно высок, чтобы потеряться в толпе…
Рассеянно отдавая распоряжения, Тигеллин, уже мыслями был в своем кабинете. Утром пришли важные документы. Нимфидию Сабину с ними не разобраться, пора выбираться из горячей водички. С усилием вставая на ноги, префект вдруг подумал, что эти ванны, пожалуй, становятся его единственным развлечением. Он кинул взгляд в сторону общей купальни завидуя беззаботности плескавшихся там мужчин, впрочем, у него есть и еще одна вещь, приносящая острое и ни с чем не сравнимое удовольствие,- власть. Вспомнив о том, Тигеллин резко выпрямился и не терпящим возражений тоном велел:
– Прикажи подать мою колесницу.
Антоний кивнул, отсалютовал командиру и быстрым шагом ушел.
Тигеллин обратился к оставшемуся прокуратору:
– Я хочу, чтобы за Антонием наблюдали. Найди кого-нибудь, кто предложит ему за сходную цену раба, и позаботься о том, чтобы этот раб всегда был с ним рядом.
– Что? – изумился молодой прокуратор, растеряв на мгновение всю свою сдержанность.
– Антоний ведет тайную переписку с Гаем Юлием Виндексом 1. На днях мы перехватили одно из его сообщений. Предъяви я его императору, Фулвий, и Антоний тут же спознается со свинцовым бичом.- Тигеллин уже вытерся простыней и протягивал руку к своей ржаво-красной преторианской тунике.
– Это ошибка,- выпалил прокуратор.
– Луций Антоний Сулпер ведет рискованную игру. Он и его сообщники поплатятся за легкомыслие.- Префект облачился в сияющую позолотой кирасу.- Я намерен любой ценой искоренить измену в рядах нашей гвардии.- Он недвижно стоял, пока Фулвий возился с застежками.- Мой плащ! – Прокуратор поспешно подал ему плащ, тоже красный, с простым капюшоном. Завернувшись в него, Тигеллин присел на скамью, чтобы натянуть форменные сапожки, потом пристегнул к поясу меч. Он был коротким. Даже преторианцам в пределах Рима не разрешалось носить длинные мечи, и Тигеллин о том сожалел, хотя и понимал всю мудрость такого указа. В просторном зале для отдыха шестеро молодых людей обучались борьбе под присмотром рослого, мускулистого вольноотпущенника непонятной национальности. В другой раз Тигеллин с удовольствием бы за ними понаблюдал, но сейчас у него на это не было времени. Усаживаясь в колесницу он уже смотрел на разговор с Юстом как на что-то незначащее. Куда важнее было решить, как поступить с прокуратором, спокойно удерживающим под уздцы упряжку норовистых лошадей.