– Знаю,- кивнул Сен-Жермен.- И ценю твою откровенность. Ступай, тебе и впрямь следует охладиться. А потом, если хочешь, снова поговорим. Только не о Нероне и Риме.
Кошрод хохотнул и вышел из кабинета. Удаляясь, он принялся бодро насвистывать, вторя цоканью своих каблуков.
Убедившись в том, что перс покинул пределы здания, Сен-Жермен выглянул в коридор и позвал:
– Аумтехотеп!
– Если верить Кошроду, положение осложняется,- сказал он, когда египтянин явился на зов.- Думаю, наша с тобой информация не очень точна
Его лицо сделалось озабоченным, в голосе появились тревожные нотки.
– В Риме ни о чем серьезном не слышно,- Аумтехотеп был смущен.- Горячие головы вроде бы попритихли.
– Но в дело вступили люди с холодным умом. Те, за которыми стоят легионы, настроенные довольно решительно.- Сен-Жермен опустился в кресло, потом резко встал.- Я хочу знать, о чем шепчутся эти люди. Я хочу знать, что творится в лагере преторианцев. Если ожидается бойня, нам следует подготовиться к ней.
Он взял со стола жезл, увенчанный фигуркой быка с крыльями, и, постукивая им по ладони, продолжил:
– Кошрод заметил в городе посланцев из Галлии и Лузитании, а легионы там очень сильны. Отбери несколько надежных рабов и уступи их по сходной цене офицерам, занимающим в армии ключевые посты. Потом мы опять выкупим их. Два секретаря, которых ты порекомендовал мне приобрести прошлой зимой, по-моему, очень толковы и расторопны. Есть также смышленый конюх из северных мест – наверняка он приглянется молодому трибуну. Если понадобится, к нему можно направить и Тиштри, она возражать, я полагаю, не будет. В общем, продумай, кого можно задействовать, и все как следует взвесь.
– Как скоро представить список? – сдержанно спросил Аумтехотеп.
– Как можно скорее! – Сен-Жермен швырнул жезл на стол- Боги, какие же они все идиоты!
Лицо Аумтехотепа не дрогнуло.
– В отличие от тебя, господин. Сен-Жермен поднял брови.
– О, я тоже глупец. У меня нет на свой счет ни малейших иллюзий.- Он покачал головой.- Но я хотя бы сознаю свою глупость.
– Как будет угодно хозяину.- Египтянин поджал губы.
– Сколько раз я давал себе слово не повторять прошлых ошибок! И вот Рим на грани гражданской войны, а я еще здесь. Ну? В чем же тут мудрость?
– Мудрость бывает разная, господин.
– Я говорю себе то же самое. Чтобы утешиться. Но не очень-то утешаюсь. Тебе хватит двух дней, чтобы продумать кандидатуры?
Аумтехотеп спросил в свою очередь:
– Мне посвятить в это Кошрода?
– Именем вечного Стикса 2, конечно же нет! – Сен-Жермен закатил в комическом испуге глаза- Он слишком бесхитростен и не в меру ретив. Скажи я ему, что мне срочно нужна информация, и он помчится опрашивать каждого раба на арене. Те, кто действительно что-то знает, будут шарахаться от него, и в результате к нему станут липнуть одни пустозвоны. Кроме того, когда каша заварится, кто-нибудь да припомнит, что Кошрод задавал много вопросов, а это может привлечь нежелательное внимание к нам. Нет, пусть уж лучше Кошрод себе думает, что я беспечен и слеп, так от него толку будет побольше. Если ему случайно откроется что-нибудь подозрительное, он все равно прибежит прямо ко мне.
– Да, господин.- Египтянин кивнул, коротко поклонился и вышел из кабинета.
Письмо префекта преторианской гвардии Нимфидия Сабина к сенатору Корнелию Юсту Силию.
«Привет тебе, благородный сенатор! Мой напарник Гай Офоний Тшеллин поручил мне известить тебя, что он по состоянию здоровья удалился от дел, чтобы вести спокойную жизнь на своей северной вилле. Все мы надеемся, что лечебные процедуры и мирная обстановка будут способствовать скорейшему восстановлению его прежней энергии, и глубоко скорбим, что ему пришлось нас покинуть в трудное время - как раз накануне реорганизации наших гвардейских подразделений, направленной на то, чтобы сделать их службу еще более эффективной, ибо долгое отсутствие императора поселило брожение в некоторых незрелых умах.
Тигеллин сообщил мне, что ты в прошлом оказывал ему определенного рода, услуги, я прошу тебя
распространить эту привилегию и на меня. Теперь, когда все бремя командования легло на мои плечи, я стал еще больше нуждаться в помощи истинных римлян, принимающих близко к сердцу интересы отчизны и не смущающихся волной новых предательств, подступившей к самым воротам Рима. Скрытые враги опаснее внешних, ибо их удары нацелены прямо сердце империи, но, слава небу, ее есть кому защитить.
До нас в последние два дня дошли сведения, что легионы Таррагона, Бсгпики, а возможно, также и Аузитании готовы провозгласить Сервия Сульпиция Тальбу императором и возвести его на римский престол. Гальбе, кажется, уж под семьдесят, ну возможно ли в таком возрасте затевать авантюры, однако факт налицо. Армия - увы! - недолюбливает Нерона за его политику в отношении Греции, каковая привела лишь к тому, что на наших границах сделалось неспокойно, но выливаться в измену подобное недовольство, конечно же, не должно.
По этой причине я хочу тебя попросить информировать меня обо всем, что покажется тебе подозрительным в указанной выше связи. Наглецам, вынашивающим платя свергнуть законного цезаря и поставить на его место другого, следует дать достойный отпор. Тигеллин уверял, что лояльность к властям - основное качество твоей благородной натуры. Надеюсь, наше сотрудничество укрепит меня в этой вере.
Собственноручно
Нимфидий Сабин,
префект преторианской гвардии.
10 апреля 820 года со дня основания Рима».
ГЛАВА 17
По озеру подле Золотого дома плавали лодки с музыкантами и певцами, услаждавшими своими мелодиями и напевами слух прогуливавшейся по берегу знати. Вечер был теплым и тихим, напоенным ароматами трав и цветов, на небе загорались первые звезды. Небольшое стадо ручных оленей льнуло к гуляющим, те угощали животных фруктами, доставая их из специально расставленных закрытых корзин. Сам Нерон с лирой в руках знакомил почтительно внимающих ему слушателей с новыми, разученными им в длительном путешествии по Греции песнями, сопровождая их обширными комментариями.
– Да, греки намного одухотвореннее нас,- томно вздыхая, говорил он.- Их речи философичны, в их залах потрясающая акустика, их изваяния полны жизни. Вы тут себе даже не представляете, насколько глубока их культура.
– Кому же, как не тебе, донести до нас ее красоту, государь? – быстро проговорил Корнелий Юст Силий.- Ты для того наделен всеми мыслимыми талантами.
– Ах, если бы не бремя моего положения,- вздохнул вновь Нерон, пощипывая струны большой лиры.- По временам мне кажется, что я с удовольствием променял бы свою порфиру на рубище беднейшего греческого пастуха, изливающего себя в незатейливых мелодиях флейты.
– Ты изливаешь себя по-другому, о августейший,- поспешил уверить его Нимфидий Сабин.- Этот грандиозный дворец с его угодьями и садами дарует волшебное ощущение, что все мы сейчас находимся в деревенской глуши, а вовсе не в центре могущественнейшего города мира.
Еще один гость императора Константин Модестин Дат, недавно прибывший из Галлии Белгики, озадаченным тоном прибавил:
– Ив самом деле, государь, я был наслышан об этом дворце, но совершенно не ожидал увидеть такое… великолепие.
Нерон широко улыбнулся.
– Это моя дань империи,- вымолвил он, извлекая из лиры глубокий аккорд.
Модестин покачал головой.
– Только весьма богатой империи под силу содержать столь роскошный дворец.
– А как тебе моя статуя? – с жаром спросил Нерон.- Разве она не впечатляет? Многие видят в ней Аполлона.- Он хохотнул, притворно показывая, что похвала чрезмерна- Впрочем, это мне льстит, ведь Аполлон – бог музыки, которой я всецело предан.