У входа в дом его встретил Аумтехотеп.
– Бассейн наполнен, мой господин,- произнес он на своем родном языке.
Сен-Жермен ответил ему на том же наречии.
– Прекрасно. Это как раз то, что мне нужно.- Он стащил через голову пропыленную ездовую тунику и покосился на египтянина.
– Сегодня из Остии прибыли еще два ящика,- сообщил тот, принимая одежду и подавая халат.
– Камни? – Сен-Жермен снял шаровары уже под халатом, ибо полностью обнажаться ни перед кем не любил, хотя цивилизованные римляне рабов не стеснялись и зачастую разгуливали в своих домах нагишом.
– Да, и еще пара бочек земли из Дакии.- Голос Аумтехотепа был совершенно бесстрастным и походил на шелест тростника в плавнях Нила.
– От Сенистиса?
– Да.- Раб пристально посмотрел на хозяина.- Ему нездоровится, господин. Он считает, что скоро умрет.
Сен-Жермен прикрыл глаза ладонью. Бедный верный Сенистис, подумал он, и сказал:
– Я этого опасался.
– И я, господин.
Аумтехотеп внешне не проявлял своих чувств, но он служил своему господину уже многие годы, и тот понимал, как ему сейчас тяжело.
– Ты хочешь поехать к нему? – В темных глубоких глазах светилось искреннее сочувствие.- Только скажи, и я отправлю тебя. Если пожелаешь, можешь вернуться в Египет свободным. Я отпишу тебе одно из своих старых поместий.
Аумтехотеп смотрел в сторону.
– Это ничему не поможет. Если брату суждено умереть, тут ничего не исправишь. Египет стал мне чужим. Как Рим, а возможно, и хуже.
Ответа не находилось, да его никто и не ждал. Мужчины вошли в дом, Сен-Жермен хорошо знал это состояние отчужденности. На мгновение он прикрыл глаза, чтобы вернуть себе душевное равновесие.
– Тебе понадобится еще что-нибудь, господин? – спросил Аумтехотеп.
Сен-Жермен мысленно поблагодарил египтянина за тактичность.
– Не думаю… Нет, постой. Когда вернется Тиштри, пришли ее прямо сюда.- Он кивком указал на открытую дверь, за которой клубился душистый пар.
– Как пожелаешь.- Аумтехотеп удалился. Предоставленный себе Сен-Жермен вошел в
купальню, ощущая босыми ступнями прохладу мраморных, хорошо отшлифованных плит, местами инкрустированных мозаичными вставками. Вокруг бассейна, освещая поверхность воды красноватыми отблесками, висели настенные лампы, заправленные ароматизированными маслами. Он пригасил все светильники, кроме двух, и в помещении сделалось полутемно.
Солнце уже зашло, миром овладевала ночь. Сен-Жермен устало сел на деревянную резную скамью и с наслаждением пошевелил пальцами ног. Посидев так какое-то время, он сбросил халат и встал, после чего побрел вниз по ступеням. Теплая вода постепенно окутывала усталое тело, доставляя ему ни с чем не сравнимое удовольствие. А ведь некогда он шарахался даже от лужиц. Вода таила в себе угрозу, и даже крошечный ручеек становился для него неодолимым препятствием. Но он научился справляться с этой напастью, засыпая землю своей родины в подошвы сапог и окружая защитным слоем из той же земли стены ванн и бассейнов.
Откинувшись, он лег на спину и расслабился, чувствуя как напряжение дня покидает его.
Скрипнула дверь, послышались звуки несмелых шагов.
Сен-Жермен встал в воде вертикально.
– Тиштри? – тихо окликнул он.
– Я, господин,- прозвучало из мрака. Он улыбнулся.
– Иди сюда. Выкупайся со мной.- Он вскинул руку, вода заплескалась.
Она вышла из тени и остановилась, колеблясь.
– Ты этого хочешь?
– Да.- Он придвинулся ближе.- Не бойся, Тиштри.
– Я не боюсь,- грубовато ответила Тиштри.- Просто я еще никогда не купалась с мужчинами.- В сказанном не ощущалось ни тени кокетства. Развязав кушак, маленькая наездница быстро стянула через голову блузку, потом скинула сапоги и штаны. Каждое ее движение было аккуратным и четким.
– Тиштри.- Он пошел ей навстречу, потом взял, как ребенка, за руку и повел дальше, в ароматную мглу.
– Тут глубоко,- выдохнула она боязливо.
– Дальше еще глубже – в два моих роста.- Он отпустил ее руку.- Вот так. А теперь ложись на спину. Вода удержит тебя.
– Я не умею плавать,- призналась она, но попыталась проделать то, что сказали. И принялась в страхе барахтаться, почувствовав, как ступни ее отрываются от надежного дна.
Сен-Жермен подхватил Тиштри на руки и поддержал.
– Расслабься. Представь, что ты спишь. И ничего не бойся, я рядом.- Он вновь отодвинулся от нее, внимательно наблюдая.
На этот раз все получилось. Поначалу Тиштри робела, но постепенно ей стало нравиться непривычное ощущение невесомости, а царящий вокруг полумрак позволял пренебречь стыдливостью. Привольно раскинув руки и ноги, Тиштри нежилась в теплой воде. Так приятно было покачиваться в уютной тиши, что осторожное прикосновение вкрадчивых рук ничуть ее не смутило. Сен-Жермен словно бы и не ласкал ее, он действовал с водой заодно, то усиливая, то ослабляя нажимы.
Когда он осторожно подтянул ее ближе к себе, приятное возбуждение в ней переросло в обременительное томление. Теперь она сама подавалась навстречу его рукам, с каждым толчком все явственнее ощущая настоятельную потребность разрешиться от сладкого бремени. Потом на помощь рукам пришли губы.
Вода уже начинала заплескиваться на бортик бассейна, но исступленная схватка двух тел все продолжалась. Тиштри изнемогала от сладкой боли, отбросив всяческий стыд, однако желанное облегчение не приходило. Она вцепилась ногтями в мокрые мускулистые плечи и жалобно простонала: – Да сделай же что-нибудь…
– Именем всех забытых богов,- выдохнул он и утроил свой натиск.
Через какое-то время тишину одетой в мрамор купальни огласил прерывающийся ликующий крик.
Когда Сен-Жермен вынес ее из бассейна, она все еще пребывала в прострации и спокойно стояла, пока мужские сильные руки бережно заворачивали ее в новенький, пахнущий чем-то приятным халат.
Взяв Тиштри за руку, он отвел ее в смежную комнату и уложил на постель. Глядя на него снизу вверх, она улыбнулась.
– Я могла утонуть. Ты никогда не проникал так глубоко.
– Раньше ты этого не хотела.- Сен-Жермен присел рядом с ней.- Ты движешься к совершенству.
– А как же ты? – спросила она.
– Время у нас еще есть,- сказал он, раздвигая полы ее халата.
На этот раз Тиштри возбудилась от первого прикосновения, ибо жар недавнего выброса еще не остыл. Она извивалась всем телом и приникала к нему, пытаясь пробиться через присущую ему отстраненность. Когда сильные спазмы вновь сотрясли все ее существо, к ним примешался легкий укол в области горла, но это странное ощущение было мгновенным и бесследно прошло.
Письмо сенатору Корнелию Юсту Силию от Субрия Флава.
«Приветствую сенатора Силия!
Я и мои сподвижники имеем основание полагать, что ты, подобно многим и многим, не одобряешь то, что происходит в стране. Если решишь примкнуть к нам, милости просим. Если нет, заклинаем тебя хранить обо всем, что ты. узнаешь, молчание, ибо на карту поставлено нечто большее, чем наши жизни.
Положение в империи и впрямь отвратительное. То, что было создано Юлием 14 и Августом 15, теперь деятельно разрушает Луций Армиций Агенобарб, обрядившийся в порфиру и называющийся Нероном. Ты можешь возразить, что поначалу он обещал многое, но никто и не отрицает, что некогда он был очаровательным малым. Однако юношеские пороки его не исчезли, а разбились, что же до рассудительности и здравого смысла, то их нет и в помине. Пока он заслуживал уважения, я был одним из самых преданных его слуг. А теперь может ли любой римлянин -от высокородного патриция до последнего раба - испытывать к нему что-либо, кроме растущего омерзения? Он приказал убить своих родственников - отчима, мать, жену. Я возненавидел его уже за одно это, но жестокостям не видно конца. Просвещенный, воспитанный, благородный юноша на наших глазах превратился в алчного и распутного тирана, бездарного лицедея, влюбленного в греков, в зеваку, аплодирующего возницам, и поджигателя городов.
14
Имеется в виду Гай Юлий Цезарь (100-44 гг. до н. э.), выдающийся римский политический деятель, сосредоточивший в своих руках абсолютную власть и фактически подмявший республику под себя. Убит в результате заговора республиканцев.
15
Август Гай Октавиан (63 г. до н. э.-14 г. н. э.) – внучатый племянник Юлия Цезаря, усыновленный им в завещании. Первый император Рима, основоположник Римской империи.