— Есть. Твой анестетик вырабатывает мое тело. В момент оргазма. Так что, если я получу удовольствие от секса с тобой — боли ты не почувствуешь.
— Хороший стимул, — снова кивнул он. — Звать-то тебя хоть как?
Эркиаль ехидно улыбнулась:
— Я же представилась.
— Фардихейлль? — галл поднял бровь. — «Прощай?» Не держи меня за идиота, ладно? Я знаю исландский.
Она вспомнила, что точно таким же жестом он отреагировал на ее липовое имя в первый раз. «Так быстро?» Она и впрямь считала его глупее.
— Эркиаль, — сдалась она. — Что-то вроде «повелительница» в переводе на ваш.
— Красиво… — вздохнул он. — О тебе бы стихи писать!
Эркиаль снова раздражённо фыркнула:
— Наслушалась уже твоих стихов! Много нового о себе узнала!
Скальд поморщился:
— Второго шанса не будет?
— Какой второй шанс? — взбесилась Эркиаль. — Ты — еда, понимаешь? Е-да.
— Хорошо, хорошо, понял! — быстро согласился он. И, секунду спустя, вновь просительно промямлил: — Ты вообще музыку не любишь? Я не говорю про мою, но хоть какую-то?
— Люблю, — сжалилась над ним Эркиаль.
Ноэдес мигом повеселел:
— А стихи? Мне прямо сейчас стали приходить в голову стихи… о тебе. Ты позволишь? Ну, женщина ты или нет? Если тебе не понравится, обещаю, что буду нем как рыба, пока все не закончится.
— Если ты рассчитываешь так протянуть время… — начала Эркиаль.
— Да ничего я не рассчитываю! — отмахнулся он. — Просто… ну, этого же больше никто не услышит. А, быть может, это моя лучшая песня. Пожалуйста! Оно же, ну, почти как дитя, которому суждено погибнуть нерожденным.
Эркиаль вздохнула и нехотя спустилась на пол. Если он попробует бежать или потянется за оружием — ну, она посмеется. Ноэдес медленно встал, не отрывая от нее взгляда своих янтарно-карих глаз.
— Я знаю, что ты думаешь.
И, конечно же, не угадал.
— «Как дурак сразу переменился, когда жареным запахло», да? Прости за «козочку» и все остальное. — Он нерешительно пошарил глазами. — В ванную можно пойти? Я быстро. А то у меня мочевой пузырь лопнет, ну. Можно? Дурить не буду, клянусь.
Да дури себе, сколько влезет — тебе это все равно не поможет. Эркиаль неспешно втянула когти:
— Иди.
Он и впрямь вернулся, прежде чем Эркиаль успела завершить обратную трансформацию. Конечно, трансформация умиротворения занимает куда больше, чем трансформация ярости, и, к тому же, короткоживущие считали время непостижимо мелкими промежутками, к которым Эркиаль пока не могла привыкнуть. Например, насколько ей было известно, три небесных цикла, составлявшие ее нынешний возраст, по счету людей равнялись двумстам тридцати трем годам… Ноэдес выглядел куда приятней, свежее и чище, а глаза его горели каким-то безумным пламенем. Принял что-то для храбрости?
— Эркиаль. — Он улыбнулся, с явным наслаждением перекатывая ее имя во рту. — Пожалуй, я не стану аллитерировать твое имя, дабы не скатиться в пошлость. Нет, ты не пойми плохо: твое имя прекрасно, но, боюсь, в нашем скудном языке просто нет слов, достойных его.
«Хитрец», — в очередной раз ухмыльнулась про себя Эркиаль.
— Давай уже, ближе к сути, Гомер.
Скальд нервно потер подбородок:
— Слушай, моя колесная лира осталась в гостиной…
Эркиаль сдвинула брови:
— Даже и не мечтай. Дешевый трюк.
Ноэдес отмахнулся:
— Да я не прошу тебя пустить меня туда! Ты же мага, верно? Можешь ее сюда перенести?
Чего он добивается? Эркиаль сердито дернула плечом, но все же сотворила необходимый аркан пространственной транспортировки. Громоздкий старинный инструмент, напичканный современной электроникой, тяжело опустился, можно сказать, едва не упал на пол. Ноэдес охнул, как будто ударили его самого, но ничего не сказал. Торопливо подхватил свою деревянную «подругу», бережно уложил на колени, ощупал, подтянул струны, пробежался пальцами по клавишам, и, наконец, неспешно повернул рукоятку. Лира тоскливо загудела, запричитала. Скальд вдохнул поглубже и завел ей вслед:
Песня звучала, сплетая мудреное кружево рифм. Густой глубокий голос скальда тянул за собой в какой-то коварный омут. Когда он умолк, Эркиаль невольно поежилась: