Ночью бабка умерла… я никогда не забуду ее последних слов, радостных и гордых. «Я иду к тебе, мой воин…» — шепнула ока, и глаза ее закрылись.
Карега явственно представил себе все, словно сам был очевидцем героической гибели деда, сдержавшего клятву юности, принесенную еще в прошлом веке.
— От бабки я узнала, почему отец до своего ухода из дому вечно бранился с матерью, и тень их взаимной неприязни падала на детей… Карега, могла ли я допустить, чтобы эта земля досталась Африканскому экономическому банку? Нет, лучше уж торговать собой, — с горечью заключила Ванджа.
В нем затеплился огонь прежних симпатий к Вандже. Он протянул к ней руку. Она ждала, взволнованная. Но, не успев коснуться ее, Карега понял тщетность своих намерений, поднес руку к затылку и почесал, не находя нужных слов.
— Вот какие уроки преподает нам прошлое. Для нас это руководство к действию. Стремление твоего деда выступить в одиночку оказалось несостоятельным, и это тоже поучительно…
Волшебная нить, связывавшая их, оборвалась. Дорого бы он дал, чтобы взять назад свои слова. Он обидел ее, и не столько своими банальными сентенциями, сколько менторским тоном.
Ванджа отступилась от него, внезапно почувствовав, что это конец. Прежней Ванджи уже не существовало, и она ни о чем не жалела. Пусть себе идет и агитирует рабочих, перед ними разглагольствует и размахивает руками. Она лелеяла мечту — теперь мечта улетучилась. Ванджа заговорила деловым тоном:
— Ты небось ломаешь голову, зачем я тебя позвала. Хочу предупредить: они решили убрать тебя, уничтожить так же, как в свое время адвоката.
— Кто «они»?
— Кимерия, Чуи, Мзиго. Мне это доподлинно известно, неважно откуда. Это лишь часть обширного плана. Они хотят раздробить профсоюзы на множество крошечных организаций по племенному признаку. В каждой из них будет вступительная клятва на верность под страхом смерти. Потом вожаки этих племенных ячеек составят национальный фронт, где верховодить будет КОК. Цель этой затеи — устранение подрывных элементов, якобы изменивших своему племени, его культуре, его имущественным интересам в пользу иноплеменцев.
— А кого же прочат на роль руководителей?
— Да уж не такую голытьбу, как ты. Впрочем, пока что до конкретных имен дело не дошло.
Помолчав, Карега произнес, точно обращаясь к самому себе:
— Зря стараются, ничего у них из этой затеи не выйдет. Рабочие, крестьяне — словом, простой народ, массы теперь уже не те, что раньше; племенным родством, славным прошлым, региональными ассамблеями и прочей чепухой нас не проведешь. Мы голодаем, сидим без работы либо получаем так мало, что едва сводим концы с концами. Мы не позволим иностранным компаниям, банкам, страховым агентствам и местным толстосумам, хозяевам фирмы «Тенгета», новоявленным черным помещикам с их огромными угодьями и бесчисленными домами, не позволим этим двум группам, а также их заступникам в парламенте, университетах, школах, церквах, не позволим их армии и полиции — всем хозяевам краденого добра вечно править и помыкать нами. Нет, Ванджа, возврата к прошлому нет, народ никому не позволит жать там, где они не пахали, набивать брюхо плодами чужого труда, складывать в банки деньги, политые чужим потом. Пусть знают: на каждого Кимерию найдется сто тысяч Карег. Кимерия может убить адвоката и еще десяток таких же, как он. Но миллионы бедных и обездоленных способны сами за себя постоять. Сплотившись, они возьмутся за оружие и изменят условия своего существования, покончат с угнетением, вернут себе богатство, которое принадлежит им по праву. Да так уже и происходит повсюду — в Мозамбике, Анголе, Зимбабве. Тебе, может, показалось, что рассказ о твоем деде оставил меня равнодушным? Знай же: твой дед, по-моему, стоит сотни таких, как твой отец… Нет, старые времена не вернуть! Рабочие и крестьяне Кении пробудились от спячки. — Он поднялся. — Однако спасибо за предупреждение. В самом деле, я очень тебе признателен… Жаль, что ты на их стороне. КОК и империализм выступают за богатых против бедных. Они обирают бедняков и пуще всего боятся, что массы выступят единым фронтом. А ты заодно с нашими врагами.