На висках у него выступили капли пота. Перед ним лежала новая верховная жрица друсов, и чресла ее опоясывал волшебный Асквиоль.
Тем временем лес словно пробудился ото сна. Послышался робкий пересвист ночных птиц, потом где-то вдали ухнула сова, затрещали ветки. И внезапно со всех сторон донеслись голоса. На поляну начали выходить люди.
Женщины. Блейд насчитал их не меньше тридцати. Суровые, надменные фигуры в темно-серых балахонах без малейших украшений, с лицами, скрытыми капюшонами; они напоминали средневековых монахинь. Часть из них сгрудилась на другом конце поляны, над каким-то тюком. Блейд никак не мог разглядеть, чем они занимались, пока по сдавленным стонам и рыданиям не догадался, что там, должно быть, готовят к убиению и костру очередную жертву.
На лежащую без чувств Друзиллу пришедшие не обращали ни малейшего внимания - пока та не шевельнулась, и горестный вздох не сорвался с полуоткрытых уст. Три жрицы склонились над ней. До Блейда донеслись обрывки разговора.
- Друзза опять отринула тебя, Высочайшая?
- На то воля богини, - ответила поверженная Друзилла голосом, полным отчаяния.
Одна из жриц горестно застонала; другая что-то с жаром принялась доказывать ей.
- ...пропал вместе с Канаки, - вздохнула Друзилла.
- Да, и нам так и не удалось отыскать...
Блейд понял, что они говорят о медальоне прежней верховной жрицы. Рука сама потянулась к нагрудному карману, где лежал амулет, овальный диск с месяцем в венке из дубовых листьев. Если б они только знали...
Одна из колдуний тем временем тревожно вопрошала молодую Друзиллу, вновь скрывшую лицо под капюшоном:
- Но как же обряд? Стоит ли растрачивать юную жизнь, если жертва наша бессмысленна?
- Не смей! - Ответ прозвучал резко, точно удар хлыста, и жрица сжалась от страха. - Твое дело не рассуждать, а повиноваться! Готовьте костер!
На священной поляне началась суета. Часть жриц суетилась над жертвой, остальные кинулись собирать валежник; Друзилла же встала в стороне, опираясь на меч. Никто не осмелился потревожить ее.
В багровом сиянии, заливавшем поляну, стройная неподвижная фигура жрицы казалась обретшим плоть лунным лучом. В ней была строгость ночного светила и его притягательность. Блейд не в силах был отвести глаз.
Окружающий мир перестал существовать для него. Суета жриц, стоны несчастной жертвы, пламя разгорающегося костра справа от алтаря, - все утратило смысл. Реальность сдвинулась на шаг; остался лишь точеный профиль и прядь золотистых волос, выбившихся из-под капюшона...
Внезапно Друзилла, точно ощутив на себе пристальный взгляд чужака, вскинула голову, настороженным взором обводя опушку. Блейд пригнулся, словно она могла разглядеть его во тьме, и на несколько секунд даже прекратил дышать. По коже пошли мурашки. Он чувствовал себя подобно загнанному зверю, к которому приближается охотник...
В этот миг откуда-то справа раздался возглас:
- Госпожа! У нас все готово.
Друзилла откликнулась на зов. Блейд перевел дыхание, отер пот со лба. Кажется, пронесло...
Жрица не спеша направилась к жертвеннику, но на полпути внезапно застыла и обернулась. Взгляд ее, тяжелый и пронизывающий, казалось, уперся прямо в Блейда. Тот готов был поклясться, что она чувствует его присутствие... Но это длилось лишь долю секунды. Друзилла двинулась дальше, и время возобновило свой ход.
Несчастная жертва со спутанными руками и ногами уже была распластана на каменном алтаре перед священным дубом. Лица девушки Блейд не мог разглядеть, но почему-то был уверен, что она молода и красива.
Жрицы встали в круг и затянули песню, чем-то напоминавшую заунывные церковные гимны. Язык был непонятен страннику; похоже, он не имел ничего общего с альбийским наречием. Звуки его показались Блейду слишком резкими, хотя и не лишенными мрачной варварской красоты.
Мелодия, протяжная и напевная, с прерывистым, рваным ритмом, влекла и зачаровывала. Жрицы постепенно впадали в транс, принимались раскачиваться в такт песнопению. Время от временя они поворачивались к священному дубу, простирались ниц пред ним, затем поднимались, и литания возобновлялась с новой силой. Стоны жертвы первое время еще прорывались сквозь голоса жриц, но вскоре и она затихла, покорившись магическому очарованию обряда.
Друзилла пела со всеми вместе, но Блейду казалось, что именно она задает темп, ведет за собой остальных. Он не сводил с нее глаз.
Золотой меч она держала в руках, то касаясь им алтаря, то протягивая вперед, словно подношение Друззе, то поднимая высоко над головой.
Темп мелодии заметно ускорился. Жрицы принялись ритмично бить в ладоши, отбивая такт. Капюшоны у некоторых откинулись назад, обнажая раскрасневшиеся потные лица с горящими безумием глазами.
Странник ощутил что-то почти непристойное в бешеной сатурналии друсов, в их экстазе, который был сродни чувственной страсти. Служительницы Друззы запретили себе обычные плотские утехи, но подавленная мощь естества жаждала выхода - любым, самым странным и извращенным способом. Так Друзза вознаграждала своих прислужниц... У Блейда это зрелище не вызывало ничего, кроме отвращения.
Теперь женщины на поляне кружились в безумном хороводе. Пение сделалось нестройным, они голосили истошно и вразнобой. Напряжение вокруг священного дуба сгустилось; словно грозовая туча легла на лес, готовая в любой миг разразиться градом огненных стрел. Голоса жриц, в которых не осталось более ничего человеческого, достигли наивысшей точки... и внезапно смолкли все разом, и страсть их, накалившись до предела, излилась потоком тьмы и молчания.
Блейд содрогнулся в своем убежище, и казалось, весь лес дрогнул вместе с ним. Они падали вместе, падали бесконечно, в разверзшуюся пропасть безмолвия, падали во мрак, в космическое ледяное ничто... В эти несколько секунд тишины он познал, что такое смерть.
Женщины на поляне застыли, словно в изумлении от случившегося. Казалось, они ждут чего-то, что должно вот-вот произойти... Фигура Друзиллы, замершей в изголовье алтаря с воздетым мечом, озарилась огненным сиянием. Полыхнул яростным протуберанцем клинок - и опустился острием вниз, пронзая обнаженную грудь жертвы. Дикий крик разорвал тишину и захлебнулся кровью. Жрицы пали ниц перед алтарем.