Жрица не спеша направилась к жертвеннику, но на полпути внезапно застыла и обернулась. Взгляд ее, тяжелый и пронизывающий, казалось, уперся прямо в Блейда. Тот готов был поклясться, что она чувствует его присутствие… Но это длилось лишь долю секунды. Друзилла двинулась дальше, и время возобновило свой ход.
Несчастная жертва со спутанными руками и ногами уже была распластана на каменном алтаре перед священным дубом. Лица девушки Блейд не мог разглядеть, но почему-то был уверен, что она молода и красива.
Жрицы встали в круг и затянули песню, чем-то напоминавшую заунывные церковные гимны. Язык был непонятен страннику; похоже, он не имел ничего общего с альбийским наречием. Звуки его показались Блейду слишком резкими, хотя и не лишенными мрачной варварской красоты.
Мелодия, протяжная и напевная, с прерывистым, рваным ритмом, влекла и зачаровывала. Жрицы постепенно впадали в транс, принимались раскачиваться в такт песнопению. Время от временя они поворачивались к священному дубу, простирались ниц пред ним, затем поднимались, и литания возобновлялась с новой силой. Стоны жертвы первое время еще прорывались сквозь голоса жриц, но вскоре и она затихла, покорившись магическому очарованию обряда.
Друзилла пела со всеми вместе, но Блейду казалось, что именно она задает темп, ведет за собой остальных. Он не сводил с нее глаз.
Золотой меч она держала в руках, то касаясь им алтаря, то протягивая вперед, словно подношение Друззе, то поднимая высоко над головой.
Темп мелодии заметно ускорился. Жрицы принялись ритмично бить в ладоши, отбивая такт. Капюшоны у некоторых откинулись назад, обнажая раскрасневшиеся потные лица с горящими безумием глазами.
Странник ощутил что-то почти непристойное в бешеной сатурналии друсов, в их экстазе, который был сродни чувственной страсти. Служительницы Друззы запретили себе обычные плотские утехи, но подавленная мощь естества жаждала выхода — любым, самым странным и извращенным способом. Так Друзза вознаграждала своих прислужниц… У Блейда это зрелище не вызывало ничего, кроме отвращения.
Теперь женщины на поляне кружились в безумном хороводе. Пение сделалось нестройным, они голосили истошно и вразнобой. Напряжение вокруг священного дуба сгустилось; словно грозовая туча легла на лес, готовая в любой миг разразиться градом огненных стрел. Голоса жриц, в которых не осталось более ничего человеческого, достигли наивысшей точки… и внезапно смолкли все разом, и страсть их, накалившись до предела, излилась потоком тьмы и молчания.
Блейд содрогнулся в своем убежище, и казалось, весь лес дрогнул вместе с ним. Они падали вместе, падали бесконечно, в разверзшуюся пропасть безмолвия, падали во мрак, в космическое ледяное ничто… В эти несколько секунд тишины он познал, что такое смерть.
Женщины на поляне застыли, словно в изумлении от случившегося. Казалось, они ждут чего-то, что должно вот-вот произойти… Фигура Друзиллы, замершей в изголовье алтаря с воздетым мечом, озарилась огненным сиянием. Полыхнул яростным протуберанцем клинок — и опустился острием вниз, пронзая обнаженную грудь жертвы. Дикий крик разорвал тишину и захлебнулся кровью. Жрицы пали ниц перед алтарем.
Сцена эта запечатлелась в мозгу Блейда с необычайной отчетливостью — так бывает, когда молния ударит во тьме и высвеченный пейзаж намертво впечатается в сетчатку. Даже когда он закрыл глаза, то продолжал видеть их: обнаженное, залитое черной кровью тело на плоском дольмене; вокруг, на коленях — женские фигуры в серых балахонах; и Она, гордо выпрямившаяся, с мечом в руках, окутанная мантией золотых волос, точно карающий ангел, спустившийся с небес…
Но вот жрицы зашевелились, круг распался. Пять или шесть женщин принялись подсыпать в костер угольев, другие устанавливали вертел для несчастной жертвы. Еще несколько готовили бездыханное тело к чудовищной трапезе: умащали маслами, набивали травами и специями…
Зрелище это не вызвало у Блейда столь невыносимого отвращения, как в первый раз. За прошедшие годы он много чего повидал, ко многому привык, и редко что в этой жизни могло вызвать у него острую эмоциональную реакцию. Порой он даже боялся этого притупления чувств… но только не сегодня.
Сегодня он был рад, что в состоянии оставаться беспристрастным наблюдателем, следить отстраненным взором за действиями друсов. И от него не ускользнуло, как Друзилла, перекинувшись парой слов на прощание с другой жрицей, незаметно исчезла во тьме за деревьями.
Это напомнило ему сцену, виденную много лет назад: тогда Канаки тоже не стала дожидаться окончания пиршества. Он заподозрил ее в нелюбви к жареному мясу… но теперь очевидным становилось, что исчезновение Друзиллы также составляет часть обряда.
Бесшумно выскользнув из своего убежища, странник последовал за ней.
Мышцы затекли от долгого лежания в засаде, и все же ситуация была не столь плоха, как он опасался. Он был вполне в состоянии передвигаться быстро и, главное, неслышно. Жрицы на поляне ничего не заметили.
Однако Друзилла ускользнула слишком стремительно! Блейд вдруг очутился в непроглядной чаще, куда не проникал лунный свет, и ему сделалось не по себе. Он не должен ее потерять!
Ни звука, ни движения… лишь сзади, со священной поляны, доносился приглушенный гомон. Он ожидал услышать шаги жрицы — обычный человек не может передвигаться по лесу совершенно бесшумно. Но, как видно, прелестная ведьма отнюдь не была обычным человеком.
У него мелькнула новая мысль: может, все это время она знала о его присутствии, догадывалась, что он пойдет за ней, и теперь затаилась во тьме в ожидании? Блейд остановился, замер, стараясь не дышать, но кровь стучала в висках, не давая прислушаться. Холодный пот ручейками стекал по лицу.
И вдруг впереди хрустнула веточка. Едва слышно, — Блейд сперва решил даже, что это ему показалось, — но звук повторился. А затем послышался конский храп. Это был конь Друзиллы!
У странника отлегло от сердца; он вспомнил стук копыт, предшествовавший появлению жрицы. Значит, он не ошибся, она и впрямь явилась сюда на лошади. Но тогда следовало поспешить, пока добыча не умчалась от него!
Крадучись, стараясь не потревожить ни листка, не прутика, Блейд двинулся вперед, к источнику звука. Насколько он мог судить, лошадь была шагах в сорока, но расстояния в темноте так обманчивы…
Конский храп донесся до него еще раз, позволяя точнее определить направление. Он пошел быстрее… и едва удержался от возгласа, наткнувшись на что-то мягкое в темноте.
Женщина взвизгнула от испуга, попыталась увернуться, отпрянула, но Блейд уже схватил ее, торопливо зажимая рот ладонью, пока она не успела позвать на помощь. Друзилла, придя в себя от шока, принялась отбиваться — яростно, точно дикая кошка. Несколько раз она чувствительно пнула Блейда в голень, так что он даже застонал от боли, затем внезапно впилась острыми зубками ему в руку.
От неожиданности он выпустил ее, и жрица поспешила воспользоваться своей свободой.
— Ко мне! На помощь! — раздался ее истошный крик. — На помощь!..
Почти тут же сзади послышались крики, топот бегущих ног, и Блейд понял, что надо спешить. И тут Друзилла допустила ошибку — вместо того, чтобы бежать прочь со всех ног, она замешкалась в ожидании подмоги.
Странник стиснул челюсти; в следующую секунду его кулак стремительно метнулся во тьму и, угодив жрице прямо в висок, сбил ее на землю. Не в первый раз на его памяти высокомерие подводило женщин.
Первым делом он повесил золотой меч себе на пояс. Потом пощупал пульс на шее прекрасной жрицы и убедившись, что она пробудет некоторое время без сознания, взвалил ее на плечо, как похищенную сабинянку, и поволок прочь.
Конь будто бы дожидался их. Как только Блейд уложил непривычную ноту ему на спину, отвязал поводья и сам вскочил в седло, жеребец пустился вскачь, уверенно выбирая дорогу в кромешной тьме. До странника какое-то время еще доносились взволнованные крики мечущихся в темном лесу друсов… но вот стихли и они.
Священная поляна осталась далеко позади.
Глава 10. Катала
— Да падет на тебя проклятье Друззы, похотливый пес! — Таковы были первые слова жрицы, когда, очнувшись на рассвете от забытья, она обнаружила себя связанной, верхом на лошади, в объятиях незнакомца. — Отпусти меня немедленно! Или ты не знаешь, кто перед тобой?