Но признайся, и всё равно всё было кончено.
Она стиснула зубы, когда он стал сосать сильнее и быстрее, прижимая её бедра к кровати.
Лейла уставилась в мрачное небо Блэкторна, пытаясь дистанцироваться от вампира, который безжалостно питался ею. Пытаясь отстраниться от чувств, разрывающих её изнутри.
Но она не сдавалась. Она ему не скажет. Она не позволит своим сёстрам столкнуться с его яростью, когда он узнает правду. Она не позволит одной из них умереть вместо неё.
И если она ошибалась в том, что любила его, она будет бороться с ним на Краю, как всегда было предначертано ей. Сейчас она больше ничего не могла сделать. Не более чем смириться со своей судьбой.
Калеб кормился сильнее, с лёгкостью вбирая её кровь, его концентрация нарастала, и он высасывал быстрее.
Она тяжело дышала. Тошнотворное ощущение того, что у неё берут кровь, физическая боль в сердце, боль в венах — боль, от которой, как она думала, у неё всё внутри оборвётся, — от всего этого у неё закружилась голова. Она потеряла контакт со своим телом. Лейла задрожала, переполненная удовольствием и болью, пока они не стали неразличимы, а из уголка её глаза не скатилась слеза.
Проходящие дни проносились в её сознании, переплетаясь с поучениями её деда. В первый раз она увидела Калеба в гостиной. В первый раз он обнял её на террасе.
— Они обманут тебя, Лейла. Имей в виду, очарование даётся им легко, но ты должна видеть сквозь дымовую завесу.
Выражение глаз Калеба, когда он смотрел на умирающего Джейка, лежащего на кровати.
— Они хотят править нами, и они сделают всё возможное, чтобы это произошло.
Холодные серые глаза Фейнит. Надежда в глазах Калеба, когда она начала произносить заклинание, чтобы исцелить его брата. В первый раз она увидела, как Фейнит прикасается к Калебу.
— У тебя есть нечто важное, что тебе ещё предстоит понять, но это станет ясно.
В первый раз, когда Калеб поцеловал её. В первый раз он удерживал её взгляд достаточно долго, чтобы она заметила, что в его глазах было нечто большее, чем то, что он хотел ей показать.
— Ты наделена даром, Лейла, но в то же время и проклятием. Знай это, прими это… и когда понадобится, используй его.
Его твёрдое, но нежное прикосновение, когда он занимался с ней любовью.
— Если они добьются успеха, миру, каким мы его знаем, придёт конец.
Среди всех мыслей, полных смятения и сомнений, на пороге последнего вздоха, именно эти воспоминания помогли бы ей. Моменты, которые они разделили. Моменты настоящей близости, когда она впервые в жизни чувствовала себя полноценной.
Когда, в кои-то веки, она не чувствовала страха.
Это были те моменты, которые она заберёт с собой.
Вместе с мучительно болезненным секретом, о котором Калеб никогда не узнает.
Она должна была убивать вампиров, а не спасать их. Таковы были правила. Таково было знание.
Лейла сдерживала слёзы, когда Калеб сосал её кровь всё сильнее и быстрее, подводя её всё ближе и ближе к краю.
Её основные инстинкты выживания умоляли её дать ему последний шанс искупить свою вину. Последний шанс воззвать к тому, что осталось от его человечности. Последний шанс доказать, что он может достаточно заботиться о ней.
Она приоткрыла губы, но слова не шли с языка.
Как бы она ни любила его, она никогда, никогда не сможет ему доверять.
Вместо этого она потянулась к его руке, переплела свои пальцы с его и сжала изо всех сил.
❄ ❄ ❄
Калеб чувствовал, как она слабеет под ним. Он чувствовал её сопротивление, но она не сопротивлялась. Подобно беспомощному млекопитающему, пригвождённому к полу своим хищником, она казалась почти непоколебимой.
Либо она потеряла надежду, либо была настолько уверена, что сможет сразиться с ним на Краю, что хотела добраться туда. Потому что там они будут равны. На Краю не было бы и речи о физической силе или доблести; там будет только сила её души против его тени. Одно поглотит другое. Выживет только один. И она, должно быть, думала, что у неё есть шанс, иначе она бы боролась с ним.
Он пил сильнее. Он должен был это сделать. Даже несмотря на всепоглощающий вкус её тела, он чувствовал, как что-то ещё в нём отвергает это… отказывается взять её. Что-то инстинктивное тянуло его назад, и у него возникло подозрение, что это было. Но он не мог позволить себе испытывать подобные чувства. Он не позволил бы себе такое чувствовать.
Менее чем за два дня она превратила его в нечто такое, чего он не узнавал. Он умел выживать, всегда был таким, а она лишала его этого. Она зарылась глубоко, просачивая свой яд в его организм, заставляя его видеть то, что она хотела, чтобы он видел. Но больше нет.