— Или же в вашем присутствии, месье Гарди.
Англичанин не моргнул и не запнулся.
— Когда я должен отбыть, сир?
— Завтра ночью… — Ла Валетт помедлил. — Но это не приказ.
— Какой же солдат не ищет битвы, сир?
— В Сент-Эльмо вас ждет не битва, а смерть, месье Гарди.
— Я отправлюсь наравне с другими добровольцами, сир.
— Вы возьмете с собой две сотни испанских пехотинцев, оставшихся после ухода полковника Маса, а также передадите защитникам наши благодарности и молитвы.
Приговор был вынесен. Гарди поклонился и вышел. Нужно успеть попрощаться.
И да, и нет. Предатель держал двумя пальцами керамическую бутылочку. В ней содержался мышьяк, выбранный им яд, — бесцветная жидкость без вкуса и запаха, которая подобно возбудителю некой болезни заставляла великого магистра совершить первый шаг на пути к последующей гибели. Изменника не заподозрят; никто не сумеет проследить, куда тянется нить от медленно угасающего человека. Кончина гроссмейстера покажется естественным событием, всего лишь трагическим и в то же время привычным итогом жизни, сломленной преклонным возрастом, тяготами службы и бременем войны. Если же сей метод был достаточно изощрен для Борджиа[18], то его хватит, чтобы обмануть рыцарей. Мышьяк вызывал множество симптомов: желудочные спазмы, запор, рвоту, неутолимую жажду, выпадение волос, утомление, жжение во всем теле, — растолковать их будет непросто, и каждый, вероятно, повлечет за собой лечение. Именно это и убьет магистра. В столь ослабленном состоянии Ла Валетт станет принимать лекарства ради исцеления, но совокупное действие снадобий будет лишь отнимать жизнь. По собственному неведению госпитальеры обернутся убийцами. В этом была определенная справедливость и некая логика. Улыбаясь про себя, предатель спрятал флакон в потайной карман под одеждой. Мир ордена начинал рушиться.
Люка обзавелся новыми друзьями и теперь на бегу бросал камешки двум охотничьим собакам. Гончие игриво прыгали на мальчика, смех и лай проносились по пыльной улице. Веселое зрелище. Гарди наблюдал за ними, не желая вмешиваться и оглашать вести, которые нарушат идиллию, погубят радость. Легче было бы незаметно ускользнуть, и все оказалось бы не столь жестоким, не приведи он мальчика в Биргу. Тринадцатилетний парнишка надеялся на Гарди и верил ему, a он пришел, чтобы подорвать его веру.
Люка заметил Кристиана. Должно быть, почувствовал его присутствие, а потому усмирил собак и стоял неподвижно, дожидаясь, пока англичанин подойдет к нему.
— У вас грустное лицо, сеньор.
— Я должен о многом поразмыслить.
— Вы собираетесь уехать.
Слова были сказаны со всей присущей ребенку непосредственностью и прямотой, со всей откровенностью, которой обладают редкие взрослые. Мальчик укоризненно смотрел на Гарди.
— Я отправляюсь в Сент-Эльмо, Люка.
— Вы отправляетесь за смертью, сеньор.
— Быть может, за славной смертью. Ты ведь тоже солдат, мой брат по оружию. И сражаться — наш долг.
— Я спас вам жизнь.
— В форте у меня будет шанс спасти множество жизней.
— Вы лжете.
— Стал бы я лгать другу? Стал бы отдавать жизнь задаром?
— Настоящий друг не стал бы покидать меня, сеньор.
— Я им нужен, Люка.
— Вы и мне нужны. И мавру, шевалье Анри, Юберу. И леди Марии.
— Они поймут, Люка. И ты тоже должен.
— Я понимаю. — Мальчик злился, чтобы скрыть печаль. — Понимаю, что должен был остаться на берегу со своей собакой. Понимаю, что вам на меня плевать.
— Будь это так, я бы сейчас не стоял перед тобой.
— Кто же станет присматривать за Гелиосом?
— Его я оставлю Анри, а свое золото — тебе.
— Золото не заменит друга, сеньор. Золото не будет смеяться, не научит меня стрелять из лука и владеть мечом, не станет играть со мной в мяч и в шашки.
— Мы этим еще займемся, если будет угодно Господу.
— А если нет? Зачем вы пришли, сеньор?
Люка отвернулся, стыдясь хлынувших по лицу горячих слез. В душе его намерение остаться боролось со стремлением убежать, он хотел ударить и в то же время прижаться к человеку, которого ненавидел, и воину, которого боготворил.
— Посмотри на меня, Люка. — Гарди осторожно повернул к себе мальчишеское лицо, взяв его в ладони и пальцами вытирая детские глаза. — Мужчины должны прощаться без слез.
— И притворяться, что это не больно?
— Больно всегда, Люка. Но ведь есть еще война. Мы не владеем своей судьбой.
— Вы решили сражаться с турками в Сент-Эльмо.
— Мы должны бить врагов повсюду. Какой корсар и язычник прибыл под звон фанфар несколько дней назад?
18
Борджиа, Борджа (