Палец скользнул по груди и животу Кристиана.
— По-моему, это пустая трата твоих способностей. Ты очень силен, Кристиан Гарди.
— Тем легче мне терпеть, Эль-Лук.
— Медведя можно посадить в клетку, а льва приручить, вырвав клыки и когти.
— Корсара можно выследить.
— Только не тебе, Кристиан Гарди, и не рыцарям-госпитальерам. Ваш орден обречен.
— Ты забыл, что Биргу и Сенглеа все еще наши.
— Они не имеют особой важности. — Эль-Лук склонился ниже и прошептал: — В Священном собрании есть наш шпион, вредитель, приближенный великого магистра, который добавляет яд в его трапезу. Ла Валетт и его оборона сгниют изнутри, развалятся, даже если наши пушки бьют по ним извне.
Гарди лежал неподвижно. В памяти промелькнул свет, блеск сигнальной лампы, мерцавшей на вершине кавалерийской башни Сент-Анджело в ночь, когда он с подкреплением переправлялся через Большую гавань. Их предали, уничтожили. Что бы ни подсказывал разум, по-видимому, корсар говорил правду. Вредитель. Кристиан попытался мыслить трезво, понять этот абсурд. Враг устраивает засаду на лодки, перевозящие в форт свежие припасы и солдат, взрывается пороховой склад, осуждают и заключают в темницу мавра. Отдельные события, общая цель. Всему виной чьи-то тайные происки. Мария тоже пала их жертвой. Ла Валетт будет следующим — великий магистр, изолированный и беззащитный, ослабленный недугом, принимает руку помощи, подающую яд.
— Я тебе не верю, корсар.
— Твои глаза говорят об обратном. Ты раздосадован, моя прелесть.
— Я ранен.
— Раны перевяжут, занозы вынут. Когда ты поправишься, я немного позабавлюсь с тобой.
— Когда я поправлюсь, я тебя убью.
Эль-Лук не обратил внимания на его слова и, протянув руку, коснулся нескольких рваных ран, оставленных осколками.
Гарди поморщился. Корсар слизывал кровь с пальцев.
— Мы сотворим с госпитальерами такое, чего не вылечить мазями и перевязками, Кристиан Гарди. — Безумие и загадочность блеснули в глазах корсара. — Рыцарям никогда не увидеть смерти, что ходит за ними по пятам, не услышать твоего предупреждения. Но не тревожься. Вспомни своих братьев, что умерли в Сент-Эльмо.
Так он и сделает — их кровавые образы останутся, слившись воедино с воспоминаниями далекого прошлого. Они разожгут его гнев, придадут сил, заставят искать возмездия, требовать отмщения корсарам, туркам, предателю, обосновавшемуся в сердце ордена. Он должен добраться до Ла Валетта.
Жестокая ирония была в том, что Сент-Эльмо пал накануне Дня святого Иоанна, покровителя ордена. В Монастырской церкви собрались рыцари во главе с великим магистром, молча участвовали они во всенощной и коленопреклоненно молились перед ракой, содержащей святую длань Крестителя. Но вскоре им предстояло принять иное крещение. Они видели предсмертную агонию Сент-Эльмо, а на копьях — головы доблестно погибших собратьев. Они смотрели, как ликующие турки разжигали костры по всему лагерю. Пусть язычники пируют. Сила веры, крепость стен и решимость — вот все, что осталось защитникам.
Ла Валетт склонил голову и стал перебирать четки. Его недуг — сущий пустяк в сравнении с жестоким зрелищем истекшего дня. Он размышлял о костре, возвестившем о гибели форта, о выживших мальтийцах, описавших происходившее, о маленьком Люке, рассказавшем заплетающимся языком о Кристиане Гарди, воющем кличе янычар и наступившей затем бойне. Он требовал от этих людей слишком многого. Их гибель не будет напрасной и неотомщенной.
Минула полночь, и первые воскресные часы предвещали зарю. Старшие рыцари ордена все еще стояли на коленях в отведенном для высоких особ месте. Быть может, в последний раз им выпала возможность обрести покой перед битвой, участвовать в богослужении — пока дышала грудь и билось сердце. Среди них был и предатель. Он радовался тому, что рыцари находят утешение в столь утомительном обычае. Стало быть, умы их заняты проблемами возвышенными, тогда как он довольствовался делами приземленными. Метаморфозы еще впереди.
В церковь вошел Анри де Ла Валетт так тихо, как позволяли доспехи, и, встав на колени перед алтарем, приблизился к дяде. Обычно в таких случаях прерывать молебен возбранялось, а входить в святой храм при оружии было запрещено. Во время осады устав церковной службы соблюдался редко. Великий магистр, выслушав все, что прошептал ему на ухо Анри, тут же поднялся на ноги и последовал за племянником. Все встали. Но Ла Валетт жестом приказал им продолжать службу, избрав в качестве спутника лишь рыцаря Большого Креста Лакруа. Остальные узнают позже. Не стоит прерывать молитв ради их же спокойствия.