Пиали вертел в руках блюдо с финиками.
— И лишь мои галеры рабы перетащат по бревнам вокруг подножия горы Скиберрас и доставят к Большой гавани. Мои суда обстреляют стены форта, до которых вашим орудиям не добраться.
— Добро пожаловать на нашу битву. — Мустафа-паша вновь повернулся к своим генералам. — Нам предстоит настоящее сражение. Лазутчик в кругу рыцарей сообщает, что Ла Валетт собрал около трех тысяч бушелей ячменя и восемь тысяч бушелей пшеницы. Их слабым местом является скорее малочисленность войска, чем угроза голода.
— Чему они противопоставят свое рвение, страсть к борьбе, — осмелился заметить губернатор Александрии.
— Вы робеете?
— Лишь высказываю свое мнение. Даже необученные мальтийские простолюдины стояли насмерть против ваших новобранцев в Сент-Эльмо.
— Однако они тоже полегли.
— Как и немалое число ваших воинов, Мустафа-паша.
— Не припомню, чтобы ваши египтяне и корсары сыграли столь же важную роль.
— Вскоре они проявят себя. Но мы не станем злоупотреблять их мастерством, тщетно растрачивать силы на вооруженных рыцарей, которые только и ждут, чтобы начать битву на своих условиях.
— Мы будем сражаться на наших условиях. Вначале неверные лишатся прочных стен, а затем — своего великого магистра. Мы нанесем решающий удар в течение месяца.
— Месяца? — Пиали вздернул бровь, поднеся к губам еще один фрукт. — Задержавшись, мы дождемся наступления осени.
— Если нам придется здесь зимовать, так тому и быть. Я доведу войну до конца.
— Мои галеры не выдержат. Им будут угрожать шторма.
— Адмирал, мы еще ни разу не видели, чтобы им угрожало хоть что-то.
Командиры рассмеялись, наблюдая за этой перепалкой. Сент-Эльмо напомнил туркам, что победу невозможно предопределить. Ее нужно отстаивать, за нее нужно биться. Неудача тоже требовала умения выжидать и планировать: где атаковать и где спрятаться, кого обвинить, а кого поддержать. Все наблюдали друг за другом, участвуя в подлой игре, которая могла решить их жизнь.
Мустафа-паша сплюнул сливовую косточку.
— Эль-Лук Али Фартакс, вы не торопитесь высказывать свои суждения. Вы еще не устали охранять своих пленных?
— Я слушаю, Мустафа-паша. Вкусы мои неприхотливы, а намерения лишь в том, чтобы служить.
— Ваши намерения в том, чтобы набить сундуки. Вы похитили пленных у моих янычар.
— Трудно судить о том, что совершается в пылу битвы, Мустафа-паша.
— Вы просите выкуп?
— Вы предлагали награду.
— Приведите ко мне Гарди живым, и я заплачу, Эль-Лук.
На этом разговор прервался. Главнокомандующий учуял нечто, некую перемену в обволакивающем шуме лагеря, во взрывах фейерверков и рокоте вражеских орудий. Мустафа-паша проскочил мимо помощников и слуг, спешно направляясь к расшитому золотом выходу.
Настроение и темп празднества изменились, крики воинов были преисполнены не ликования, но страха. Среди горевших повсюду костров метались люди, пытавшиеся спастись и отыскать укрытие. Однако никто не протрубил сигнал тревоги. Мустафа-паша покосился во тьму, не в силах разглядеть что-либо поверх пылавших огней, озадаченный бесформенными предметами, проносящимися по ночному небу. Несомненно, лагерь находится вне досягаемости вражеских орудий.
— Мустафа-паша, осмелюсь доложить…
Он уставился на командира янычар и странные предметы, которые тот сжимал в обеих руках.
— Объясни, что происходит?
— Головы, Мустафа-паша. — Ноша янычара упала к ногам главнокомандующего. — Небеса излились дождем из голов.
Под залпы христианских пушек по всей Марсе наземь падали сотни человеческих голов. Они легко рассекали воздух и летели далеко. Головы принадлежали турецким воинам, которых пленили в первой битве и нескольких последующих стычках и всех до единого обезглавили по приказу великого магистра. Ла Валетт прислал свой ответ.
Гарди вздрогнул. Уснуть невозможно, когда мысли мчатся, а раны ноют, когда мучают видения, в которых лица мертвых вновь оживают. Он вспомнил обожженного до неузнаваемости полковника Маса, восседавшего на стуле де Гуареса и тех воинов, с которыми делил хлеб и вместе смеялся и которые ныне были погребены под камнями Сент-Эльмо. Что ж, для них все закончилось. А для него все только начиналось — плен, пытки и смерть. В тусклом свете корабельных светильников, долетавшем сквозь рой светляков, Кристиан разглядел сваленные в кучу остатки его недавнего прошлого — бригантиновый жилет и сапоги. Дальше была лестница, ведущая на палубу гребцов, и заляпанные грязью тела рабов. Что за место?.. Что за беда?..