Священник казался огорченным.
— Вы привезли меня из Мдины, чтобы я тягал бревна и носил простаков?
— Разве ты не ловец человеков, фра Роберто?
— Похоже, я стал спасителем глупцов. — Он ткнул пальцем в молодого церковника, который исторгнул изо рта поток морской воды. — Его усердие преобладает над умением плавать.
— Мы благодарим тебя за спасение Юбера.
— Пусть благодарят мальтийцы за то, что я вытащил его.
— Я хотел помочь, — произнес Юбер задыхаясь.
— А вместо этого бьешься и извиваешься, как выброшенный на берег угорь.
— Мои извинения.
— О большем и не помышляй. — Великан наклонился и бережно похлопал Юбера по голове. — Пообещай мне, что больше никогда не рискнешь подходить так близко к воде.
— Обещаю.
— Я буду свидетелем. Оставайся с ними, Юбер. Слишком долгий смех отвлекает от работы.
Молодой послушник неуверенно поднялся на ноги.
— Мое представление окончено, фра Роберто. Отныне и впредь я буду в церкви или лазарете.
— Теперь мы можем спать крепко.
Рассмеявшись, священник поднял на плечо бревно и направился в сторону, откуда доносился шум работавших отрядов. Гарди и два его друга остались, слушая стоны уставших мужчин, перестук молотков, звон цепей. С тех пор как погибли последние защитники Сент-Эльмо, минуло две недели. Война продолжалась, копились неотложные дела.
Анри смотрел, как фра Роберто исчез во тьме.
— В этом человеке заключена сила толпы, Кристиан.
— Целой армии.
— Которая, к моему счастью, оказалась рядом, когда я поскользнулся и ушел под воду. — В голосе Юбера ощущалось уныние.
— Пойди просохни, брат. — Гарди взял его за плечо и вежливо подтолкнул к лестнице, ведущей на стену форта. — Простуженный ты будешь бесполезен.
— Я и так бесполезен, разве что в роли шута.
— В борьбе с турками применение найдется всем.
Они подождали, пока Юбер не ушел, чтобы остаться наедине и обсудить заговор и измену. Воздвигнув палисад, рыцари удерживали одного врага на безопасном расстоянии и заперли другого в недрах форта. Кто из двоих представлял большую угрозу, сказать было трудно.
Гарди поделился вслух своими соображениями:
— Мы нашли ищейку, Анри.
Показались турецкие пловцы. Вооружившись ножами, они сошли в море у подножия Коррадино и теперь намеревались разрушить палисад. Мустафа-паша не мог допустить, чтобы преграда сохранилась. Его воины плыли широким строем, целенаправленно преодолевая по воде несколько сот футов и устремляясь к тем участкам частокола, что казались наиболее уязвимыми. Получив достаточно времени и приложив достаточно усилий, они разбили бы палисад в щепы.
Но пловцов поджидали. Выбегая из укрытий, голышом карабкаясь по скалам и соскальзывая вниз с ножами в зубах, защитники бросились в море. Это были рыбаки, опытные ныряльщики, искусно владевшие кинжалом. Теперь они применяли свои навыки в бою. В беспорядочном яростном порыве, поднимая множество брызг, две враждебные силы столкнулись. Среди кольев из обломков корабельных мачт разили руки и ноги, ударялись и сплетались тела, выныривали и скрывались под водой лица. Кругом разворачивались ужасные сцены гибели тонущих людей. Одному турку вспороли живот ножом, которым вскрывают раковины моллюсков, и оттолкнули в сторону. На его месте с топором в руке возник другой. Он тоже был сражен ударом клинка в висок и сгинул под водой. Позади, беспорядочно гребя руками, неуклюже пытался спастись бегством охваченный ужасом сарацин. Его заметили. Следом нырнул мальтиец, догнал и поверг врага ураганом хаотичных ударов — послышались сдавленные крики, и бурлящая вода окрасилась розовым.
Размахивая резаком, верхом на бревенчатой перекладине сидел Люка и радостно рубил врагов. Иногда он бежал вдоль палисада, чтобы добраться до раненого или изнуренного захватчика и отправить его на тот свет. Иной раз мальчик прыгал в воду, чтобы добить отставшего турка или присоединиться к погоне.
Люка увидел запутавшегося в одеждах и сжавшегося от страха вражеского пловца.
— Попался, турок?
Человек не понял вопроса, но все же ответил на своем языке и с мольбой в глазах поднял руки в знак капитуляции. Старания османа оказались тщетными — Люка ударил его промеж глаз.
Эта цель была не последней. Гладь французской бухты укрыла растянувшаяся до Большой гавани кровавая пелена. Мимо дерущихся силуэтов дрейфовали трупы; люди царапались, кололи ножами и дрались. Ноги били в лицо, зубы вгрызались в плоть. Турки слабели.