— Но они прежде добрались до него. Как мог я подвергать друга столь огромной опасности? Как мог так жестоко отнестись к нему и заточить в казематы?
— Он сам просил об этом.
— И затем спас нас от турок. Мне будет не хватать его советов, Анри. Я поплачусь за эту потерю. — Плечи гроссмейстера поникли.
— Ты можешь извлечь из этого выгоду, дядя.
— Не вижу никакой выгоды.
— Не будь мавр мертв, ты бы не поверил. Не пожертвуй он жизнью, ты бы не начал действовать.
Ла Валетт медленно повернул голову.
— Говори, что у тебя на уме.
— Кто-то привел в действие предательский план, согласно которому ты умрешь от яда, а орден будет сдан язычникам.
— Трупы наших солдат устилают стены форта, лазарет полон раненых, а ты говоришь об измене.
— Среди твоих приближенных скрывается враг.
— Ты с ума сошел, Анри!
— Чужое вероломство, а не сумасшествие погубило мавра. И может погубить любого из нас. Капитан корсаров Эль-Лук Али Фартакс открыл Кристиану, что среди членов военного совета рыцарей есть отступник, который помогает сарацинам.
— Ты поверил на слово корсару?
— Кто же тогда направил турок в тоннели под фортом? Кто подорвал пороховой склад в Сент-Анджело и хранилище взрывчатки в Сенглеа? Кто позволил корсарам беспрепятственно высадиться на берег под стенами Сенглеа перед самым носом у наших пушек? Кто подсыпает тебе яд?
Ла Валетт встал и посмотрел в глаза племяннику.
— Ты поклялся никому не говорить о моем недомогании.
— Я ни с кем и не говорил, дядя. Равно как и не наводил на подобную мысль.
— По какой причине ты скрыл от меня эти факты?
— По которой и посоветовал тебе переехать в Биргу, дядя. Ради твоей же безопасности. Мы не должны встревожить предателя, чтобы он не начал действовать поспешно и непредсказуемо.
— Но ты рассказал мне все сейчас.
— Наш верный мавр убедил меня дождаться его смерти. Он изучал симптомы твоего недуга и пришел к заключению, что твое тело отравлено мышьяком.
— Теперь и сам он изрублен мечом.
— Но таково его предупреждение. Опасность еще не миновала, дядя.
— Посмотрим, останется ли последнее слово за турками.
Словно в ответ грянул одновременный залп всех вражеских орудий, чей грохот разорвал воздух и сотряс землю. Обстрел вновь окутает пылью форты, обрушит в крепостной ров еще один участок стены. Беседа дяди с племянником завершилась. Оба хорошо понимали друг друга и осознавали, что затишье окончилось и вскоре налетит еще более страшная буря.
Буря налетела во вторник, 7 августа 1565 года, на восьмидесятый день осады — спустя пять суток после первой попытки турок атаковать два полуострова сразу. Готовые к бою, но совершенно не ожидавшие такого натиска, защитники стойко сражались, пытаясь удержать тающую линию обороны, замедлить хлынувший смертоносный поток. Они постепенно сдавали позиции. Горстки измученных солдат были смяты. Все реже метали они взрывчатые горшочки, все чаще стреляли из мушкетов не целясь. На высоком парапете один из рыцарей отчаянно рубил мечом. Окруженный и обреченный на гибель, он остался последним из перебитого отряда. Турецким аркебузирам приказали целиться ниже доспехов, и одна из пуль поразила рыцаря в пах. Судорожно сжав кровоточащую рану, он упал на колени, а затем на живот. Враги добивали раненых. Продвигались вперед.
Юбер переменился. Бесследно исчезли его наивность, привычное добродушие и веселый нрав. На их месте возникло нечто иное, мрачное; в глазах послушника читалось напряжение, а на лице застыло выражение решимости.
За пределами лазарета, где груды раненых лежали в ожидании смерти, молодой священник поднес воду к губам прислонившегося к стене солдата.
— Юбер, побереги питье для кого-нибудь другого, — тихо обратилась к нему Мария, мастерившая навес из обрывка корабельного паруса. — Он умер.
— Они дерутся с оружием в руках, а я вожусь с горшками. В то время как они отдают жизнь за веру, я пересчитываю трупы.
— Каждый из нас прилагает все усилия.
— Достаточно ли моих усилий, миледи?
— Пред лицом Господа и собратьев тебя не за что упрекнуть, Юбер.
— Равно как и благодарить. Вот братья, которых мы обязаны взлелеять. Лишь тех, кто принял мученическую смерть на стенах бастионов, мы должны благодарить.
— В войне есть множество ремесел, а в ордене — обязанностей.
— Но одни благороднее других.
— И все неразделимы.
Мария подошла к священнику, когда тот, присев на колени, стал отирать губкой лицо солдата, безмолвно умиравшего от ранения в живот.