— Это правда?
— Конечно.
Она попыталась двинуться, первые следы паники появились в ее расширяющихся глазах.
— Я…Я не могу…
— Ты должна оставаться неподвижной для меня, милая. — Он аккуратно проверил крепкие кожаные ремни на ее запястьях и лодыжках, а затем вернулся к столу.
К ее голове.
Он наклонился к ней и очень аккуратно уложил изогнутую подставку в основание ее шеи, затем переставил таз в раковину под ниспадающие длинные светлые волосы.
Ее волосы были слишком длинными. Чересчур длинными.
— Тебе следовало обрезать их несколько месяцев назад, — ругал он ее, беря ножницы с тележки, которая стояла рядом с ним.
— Я…Я не…
— Ну, теперь все в порядке. Я понимаю, что тебе не посчастливилось встретить меня вовремя, чтобы я напомнил тебе. Но сейчас все изменится. — Борясь с чувством неприязни, он собрал ее волосы в пучок и начал подрезать.
— О…не…не надо…
— Не будь смешной, милая. Ты знаешь, мне всегда больше нравилось, когда твои волосы коротко подстрижены.
Слезы начали катиться из уголков ее глаз, и он остановился на минуту, чтобы насладиться тем, как они мерцают под светом, падающим на неё.
После он вернулся к обрезанию ее длинных волос, радостно приговаривая:
— Ты знаешь, я и не представлял — сколько существует разных оттенков коричневого. И я не мог вспомнить, какой же мне нравился. Поэтому я купил все шесть. Мы просто подберем подходящий.
— О, Боже! — прошептала она.
— Правильный оттенок. Вот увидишь.
Он продолжил свое занятие. Тазик, стоящий под её меняющейся головой, начал наполняться длинными белыми волосами.
Бишоп рывком сел на кровати, его сердце колотилось, дыхание было таким, как будто он пробежал несколько миль. Его начало тошнить, и несколько мгновений он думал, что лучшим выходом будет, если его вырвет.
Но нет.
Это не сработает. Не в этот раз.
Он, наконец, встал с постели и пошел в ванную, не включая свет. Он прополоскал рот, чтобы избавиться от кислого привкуса, и умыл лицо холодной водой.
Бишоп не стал смотреть в зеркало, все равно там была темнота.
Когда он вернулся в спальню, то сразу же подошел к окну, встав туда по привычке. И потянул за край тяжелой шторы, чтобы отодвинуть ее ровно настолько, чтобы можно было выглянуть из окна.
Ничего не изменилось на парковке мотеля. Да и за ней тоже. И у Бишопа появилось странное чувство, что это было большим, чем обычная полночная тишина. Это было чем-то ненормальным, угрожающим — его способности могли ощущать это.
Тебе нужно отдохнуть, Ной. Поспи.
Голос жены в голове, такой же привычный и знакомый, как и его собственные мысли. Только не в пример успокаивающий.
Мне нужно поймать этого ублюдка. До того, как он загубит еще одну женщину. До того, как он сделает это с тобой.
Я — в безопасности.
Да? Поэтому Дани до сих пор видит тебя в своем сне?
Ты знаешь ответ на этот вопрос. Мы оба знаем.
Бишоп уперся виском в твердую оконную раму и продолжал смотреть на тихую, безмолвную ночь, в этот раз, ничего не видя перед собой.
Я не могу рисковать тобой.
Я знаю. Я понимаю.
Но поймет ли Дани? Или кто-нибудь из них?
Да. Когда все закончится. Когда это животное будет мертво или посажено в клетку — мир станет безопасней. И вот тогда они поймут. Ной, они поймут.
— Я надеюсь, — пробормотал Бишоп. — Я надеюсь.
Глава 8
Четверг, 9 октября.
— Я не понимаю, почему Бишоп и Миранда прислали именно тебя, — сказала Дани.
— Аккуратнее, иначе ты можешь обидеть меня. — Холлис Темплтон стояла, опираясь руками на стол переговоров и внимательно изучая вчерашние снимки, сделанные на месте преступления.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Я рассказала Миранде об этом сне все — каждую деталь, которую только смогла вспомнить. Она ведь рассказала тебе? — Дани была слишком обеспокоена, чтобы попытаться скрыть своё волнение.
— Да.
— Тогда какого черта ты здесь делаешь? Я хочу сказать — ты, а не другой агент. Если я видела то, чем это дело закончится, тогда и ты тоже там присутствуешь — в горящем здании с обрушивающейся крышей. Идешь в ловушку, чтобы встретиться со смертоносным дьяволом. И не говори мне, что ты подписалась на что-то подобное.
Холлис выпрямилась и грустно улыбнулась Дани.
— Я не знала, на что соглашаюсь, когда вступала в особый отдел. И не думаю, что кто-то из нас это знал. И это определенно был риск, который я даже и не могла себе представить, когда жила обычной жизнью.
— Риск — это одно, — сказала Дани, — но добровольно соглашаться на ситуацию, которая, возможно, обречет тебя на мучительную смерть — это просто…просто…
— Глупо?
— А разве это не так? — Дани развела руками.
— Я не вижу, чтобы ты уезжала, пытаясь избежать этого.
— Это другое.
— Да? И почему же?
— Черт, потому что это мой сон!
— И твои сны всегда сбываются? — Холлис продолжала слабо улыбаться.
— Вещие сны — да.
— Все время? В точности до ста процентов?
— Ну…В них всегда присутствуют мелкие изменения.
— И некоторые вещи из твоего сна символичны?
— Иногда. Ладно, очень часто. Но главные элементы — те, которые не меняются — почти всегда буквальны. И одна вещь, которая в этом сне оставалась неизменной, окончание. Мы спускаемся в подвал того склада, а крыша обрушивается сзади нас.
— А потом?
Дани моргнула.
— Как я уже говорила, на этом сон заканчивается.
— И ты понятия не имеешь, что случится дальше?
— Ну…нет.
— Значит, ты видела просто декорации и реквизиты. Все игроки на своих местах, атмосфера густо наполнена дымом и опасностью, все указывает на действительно трагическую кончину.
— Для тебя этого недостаточно?
— Поверь, у меня есть твердая убежденность по поводу моей кончины. Очень твердая, — улыбнулась Холлис. — Я расскажу тебе об этом как-нибудь. А пока, если я чему-то и научилась за время своей работы в ООП — так это тому, что вселенная помещает нас именно туда, где нам и следовало быть в определенный промежуток времени. Что касается твоего сна-видения — предупреждение принято к сведению. Ясно одно — ситуация плохая, с какой стороны ни посмотри. Конечно, до тех пор, пока мы не сможем ее изменить.
Дани, нахмурившись, посмотрела на нее. Холлис присела на стул по ту сторону стола, где стояла.
— Дани, я знаю у вас — ребят из Убежища — не такие правила, не такие лозунги, черт, может даже не такие представления, как у нас в отделе. Но существует правда жизни, на которую мы научились полагаться. И я уверена, ты знаешь ее также хорошо, как и я.
— Некоторые вещи должны произойти именно так, как они происходят, — с неохотой сказала Дани.
— Вот именно.
— И наши смерти в огне — в списке этих вещей?
— Я не знаю. И как ты только что призналась — ты не знаешь тоже. По крайней мере, точно. Да если бы ты знала наверняка, чем это все закончится, тебя бы уже здесь не было.
Верно, но это едва ли могло помочь. Дани ненавидела своё чувство ответственности за судьбы других и уже жалела, что рассказала о своем видении кому-то помимо Пэрис.
За исключением…
Миранда знала обо всем и без Дани. Да, она опросила у Дани про все детали сновидения, но также дала понять, что она и Бишоп и так все видели, благодаря своей совместной провидческой способности. И что бы они не увидели — это привело их к Дани.
Но это не особо помогало уменьшить беспокойство и чувство вины. Та тяжесть, которую она ощущала в течение всего сна, давление, которое она чувствовала на себе — сейчас стало реальным чувством, чувством наяву, будто что-то темное и тяжелое разрасталось над ее головой.