— Полноте, дон Альберто, — мягко сказал отец Бертрам, — никто за этим столом не дерзнет поставить под сомнение ваше мужество и верность короне. Но благо церкви порой включает не столь видные, но от того не менее значительные услуги, которые, будучи комендантом Гронингена, вы могли бы оказать Святому Официуму.
— Говорите прямо, святой отец, — сказал синьор де Кастроверде. — Что вам угодно от меня и вверенных мне людей? Где собираются меннониты, я никогда не интересовался, поскольку эта секта проповедует мир и отрицает путь вооруженного мятежа. Полагаю, их собрания происходят в частном доме одного из сектантов. Это, должно быть, очевидно и вам, поскольку других вариантов не существует. Чем еще я могу быть полезен? Говорите, потому что у меня скопилось немало дел за то время, что мы с приятностью проводим в обществе друг друга.
— Спасибо за гостеприимство, дон Альберто, — наклонил голову Кунц. — Передайте в наше распоряжение одного солдата, хорошо знающего город, и на сегодня мы не станем более утомлять вас нашим докучливым обществом.
— Нет ничего проще, — коменданту удалось не выразить радость, которую он испытал от этих слов. — Сопровождающий будет ждать вас у ворот цитадели.
Колокола великолепного собора святого Мартина, что в центре Гронингена, отзвонили на вечерню. Святые отцы, инквизитор Кунц Гакке и компаньон Бертрам Рош, прилежно совершили положенный обряд и, в последний раз перекрестившись, покинули собор. С ними молился и одолженный комендантом города алебардист, приказом обязанный сопровождать инквизиторов. Сразу после службы в соборе солдату было велено проводить их к таверне «Веселый фриз», расположенной, как оказалось, наискосок от собора, на центральной площади Гронингена.
Ни Кунц, ни Бертрам до этого дня никогда не видели хозяина таверны, однако оба знали, что этот человек является тайным агентом Святого Официума. Такими агентами, то ли завербованными с помощью шантажа и угроз, то ли добровольными борцами за идею очищения католицизма от ересей, были полны все города, и даже мелкие поселки Нижних Земель, где инквизиция была введена более сорока лет назад волей императора Карла V, наимогущественнейшего из Габсбургов всех времен. Оставив алебардиста приглядывать за лошадьми, оба инквизитора вошли в таверну, над входом в которую улыбалась до ушей кое-как нарисованная синей краской по белому физиономия, отдаленно похожая на человеческую.
— Говорят, здесь варят лучшее пиво в городе, — бросил Кунц подошедшей к их столу девушке. Он снял тяжелый плащ, оставшись в колете, подтянул перевязь таким образом, чтобы всякому приближающемуся была видна шпага на боку. Сейчас инквизиторы не выглядели как служители одного ведомства, напоминая скорее двух приятелей-персонажей народных анекдотов — дворянина и монаха.
— Что господа закажут, кроме пива? — устало улыбнулась служанка.
— Пусть сюда подойдет сам хозяин, — сказал Кунц. — У нас дело к нему лично.
— Я передам, — кивнула девушка.
Не успели Кунц и Бертрам сделать и пяти глотков, как некто в круглой шапочке и засаленной спереди, подпоясанной широким ремнем рубахе, склонился над ними.
— Чем могу быть полезен? — произношение трактирщика выдавало уроженца Фрисландии.
— Как зовут тебя, добрый хозяин? — на черной перчатке, обтягивающей ладонь Кунца, лежала половинка редкой медали с изображением герцога Альбы. Тщеславный Фернандо де Толедо не только увековечил себя в чеканке, но и распорядился изваять собственные памятники во Фландрии. Один из таких монументов, на котором Альба попирал ногами метафорические фигуры Мятежа и Ереси, красовался в цитадели Антверпена. Мудрый выбор места — в цитадели нес службу испанский гарнизон. Инквизитор Гакке понимал, что памятник Альбе, оставленный без охраны, фламандцы разнесут в ближайшие сутки, или даже часы. Подсунув раскрытую руку под самый нос хозяина, Кунц позволил тому изучить условный знак посланника инквизиции.
— Робер Сконтеве к вашим услугам, — хозяин склонился так, что едва не ударился лбом об стол. — Что будет угодно вашим милостям?
— Тихо ли в городе? — обратился к хозяину Кунц. — Не бесчинствуют еретики, не отравляют скот злобные малефики? А ведьмы, не насылают ли порчу на добрых граждан?
— Хвала Господу и Пресвятой Деве, мне ни о чем таком не известно, — сказал хозяин «Веселого фриза».
— А до нас доходили слухи, что в Гронингене полно еретиков! — голос Кунца шипел как змея.
— По правде-то говоря, ваша милость, в Нижних Землях реформатов уже столько, что как бы добрые католики не стали считаться здесь еретиками. — Фриз, нимало не смущаясь, осмеливался говорить в лицо инквизиторам возмутительные вещи. Это свидетельствовало либо о том, что сам хозяин сменил вероисповедание, что в ту пору случалось сплошь и рядом, либо об искренней преданности католическому делу.