— Всегда радуюсь, попадая в сей чудный град, — улыбался Бертрам. — Здесь некогда я встретил свою любовь.
— Солнце в зените, но снег даже не тает, — Кунц Гакке слышал историю о разбитом сердце компаньона уже пятнадцать раз, и ему хотелось перевести разговор на что-нибудь другое. — Холода в этом году сильнее обычного. Предлагаю зайти в ратушу, может, городской магистрат поделится какими-нибудь важными новостями, а, если нет, в соборе поговорим с каноником или другими духовными лицами.
— Прелатом Зонниусом, например! — в глазах отца Бертрама сверкнуло лукавство. Франциск Зонниус, преклонных лет епископ Антверпена, сам некогда был инквизитором, но после исполнился сожаления к жертвам Святого Официума и не желал, вопреки ожиданиям Рима и Мадрида, учреждать в Антверпене собственный трибунал.
— Иногда мне кажется, что такие клирики, как Франциск Зонниус, враги римской веры, не меньшие, чем закоренелые ересиархи, — мрачно произнес инквизитор.
— А я тебе доказывал, и не раз, что это ошибка! — воскликнул Бертрам Рош. — Возможно, проповедуя любовь и прощение, Франциск Зонниус делает для веры больше, чем мы, грешные инквизиторы, верящие в спасения душ через огненное очищение.
Некоторое время они шли молча, раздумывая об аргументах, которые можно было бы использовать в дискуссии, пока не оказались на ратушной площади.
— Новая ратуша! — восторженно проговорил Бертрам. — Ее построили всего пять лет назад, и она достойна самого богатого города мира! Каждый раз сердце мое радуется при виде этих высоких узорчатых окон, колонн, барельефов и картин внутри. Доживем ли мы до времени, когда люди начнут ценить красоту вокруг них? Еретики, уничтожавшие картины собора Антверпенской Богоматери и святые образа в церквях, не заслуживают звания людей. Когда я гляжу на здешнюю ратушу, я лучше понимаю нашу правоту.
— Да, брат, — поддержал компаньона Кунц, радуясь приподнятому настроению друга. — Единая Империя католических народов, повсюду красивейшие здания, прекрасные церкви и базилики с картинами и скульптурами лучших мастеров, ровные безопасные дороги, по которым юная дева могла бы дойти хоть до Иерусалима, — вот каким я мечтаю видеть наш мир.
Святые отцы замедлили шаг у самого здания городской ратуши, и некоторое время провели, любуясь роскошным фасадом. Войдя вовнутрь, они увидели великое мельтешение чиновничьих лиц, каждое из которых выражало деловитость и озабоченность.
— Отец Петер! — вдруг обрадованно воскликнул Кунц, завидев на лестнице спускающегося высокого и крепкого, как скала, доминиканца в плаще с меховым подбоем и войлочной шляпе, закрывающей уши.
— Кунц Гакке! — суровое крупное лицо со сросшимися бровями немного разгладилось, увидев инквизитора.
— Как поживаешь, святой отче! — поприветствовал доминиканца Кунц и повернулся к Бертраму. — Вы ведь не знакомы?
— Не имел удовольствия, — вежливо ответил бургундец.
— Это знаменитый святой отец Петер Тительман из Турнэ, — представил знакомого Кунц, и отец Бертрам вспомнил имя самого деятельного инквизитора Нижних Земель, который в благочестивой ревности своей нередко даже не оформлял положенных официальных бумаг, сетуя, что канцелярская возня, забиравшая огромную долю в работе Святого Официума, не оставляет ему должного времени для истребления проклятых еретиков.
Трое инквизиторов вновь оказались на Великой Рыночной площади, но праздные горожане, торговцы с тележками и горожанки с плетеными корзинками старались обходить троицу как можно дальше, так что вокруг святых отцов образовался пустой островок. Отец Бертрам подивился такому обстоятельству, поскольку помнил, что, когда они вдвоем шли по городу, на них не слишком-то обращали внимание.
— Как дела в Утрехте? — между тем интересовался Тительман. Его трибунал относился к диоцезии Турнэ, тогда как святые отцы Гакке и Рош состояли под началом утрехтского прелата. Формально они все были еще подчинены старому Мишелю Байо, сидевшему в Брюсселе, назначенному покойным Фернандо Вальдесом церковному министру семнадцати провинций, но Байо так мало вмешивался в работу инквизиторов, что о нем редко вспоминали.
— Очень тяжело работается на севере, — пожаловался Кунц. — Еретики там встречаются чаще, чем добрые католики, вдобавок даже последние нередко обращаются к ереси Кальвина. В том же Гронингене, где побывали мы недавно, горожане поговаривают, что вечером ложатся спать, не зная, кем они проснутся утром.