— Говорят, конец света-то скоро, — стуча зубами, произнес Лито. — Совсем плохо-то будет!
— Верующие во Владыку Дегеррая и Светлого Владыку спасутся, — уверил его Тамура. — Остальные сдохнут, а наши спасутся!
— С-светлый Влад-дыка — не б-бог, а с-с-светило, — заявил Агний. — Т-то есть и б-бог, и с-с-солнце. А Дег-г-герай был когда-то м-магом пр-р-ростым.
— И что? Выхода-то нету, получается? — поинтересовался Лито. — Я к ручью, подштанники поменяю. Кто со мной?
Его спутники были такими наивными и простодушными, в них так мало было злости и ненависти, что Дайрут рядом с ними чувствовал себя спокойно. Его не отпускали видения, в которых отец убивает дворцовую челядь, но, несмотря на это, путешествие казалось совсем не тем адом, который он себе представлял.
К еде и ночлегу Дайрут относился спокойно — главное, чтобы было можно хоть что-то съесть и хоть где-то прикорнуть, а окажется это мясо или сухари, мягкая перина или пара охапок сена, его интересовало не сильно. В то же время он всегда старался окружить себя людьми, которым можно доверять, или хотя бы теми, чьи действия удается предугадать.
Однако с момента, когда он вместе с Киром ушел из Цитадели в Жако, он ни разу не жил среди тех, с кем ему было спокойно.
Да, бродяги могли при случае предать и продать его, но они и не утверждали обратного. Да, они выглядели не самыми умными и честными людьми, у каждого имелось в изобилии недостатков, но по-своему они были искренними, и просчитать, что именно они предпримут в тот или иной момент, мог даже ребенок.
Лито пришил к штанам Дайрута длинные петли, чтобы их можно было снимать или натягивать культями, а Тамура под руководством Агния сделал из дерева две деревяшки — одну с крюком, другую с ложкой, которые с помощью тряпичных ремней приделали к предплечьям Дайрута.
Весна понемногу набирала силу, ночи становились все теплее, и встречные, все такие же мрачные и подозрительные, словно бы понемногу оттаивали.
В очередной деревне прямо во время разговора со старостой, решившим нанять бродяг для обновления гати через болото, на стене ближайшего дома проступили демонические символы.
И почти сразу после этого из воздуха появились шестеро бесов.
Бабы заорали, мужики похватали вилы и палки, а Дайрут, понявший, что сейчас всем придется плохо, своим зычным командирским голосом принялся отдавать приказания. В несколько фраз он создал какое-то подобие строя, а затем помог загнать бесов в угол, где их закидали камнями и палками, а потом добили вилами.
— Ну, значь, непростой ты калека, — сказал после этого староста, мрачно почесываясь. — Ты, значь, десятником был, а то и сотником.
— Сотником, — кивнул Дайрут. — В армии императора — да останется его смерть в сердцах всех, кто был верными подданными Империи.
Староста с сомнением посмотрел на бродягу — на вид ему, даже бородатому и заросшему, дать больше двадцати лет было нельзя, а значит, когда Империя приказала долго жить, было ему не больше восемнадцати. Но говорить ничего не стал, всех четверых накормили постной кашей — едой богов, если сравнивать ее с тем, что им приходилось жрать в последние недели.
На следующее утро их все равно отправили поправлять гать, и несколько дней Агний, Лито и Тамура, переругиваясь и ворча, меняли гнилые доски на свежие и собирали из гибких веток щиты, которые потом вплетали с помощью обрывков веревки в старую гать.
После окончания работ староста дал им немного снеди и даже несколько медных монеток. Этим он несказанно удивил Тамуру, который уверял остальных, что староста не будет старостой, если не попытается обмануть их.
Чем ближе они подходили к Жако, тем богаче и вместе с тем неприветливее выглядели селения. В некоторых деревнях стояли каменные храмы Светлого Владыки или Владыки Дегеррая, а дома у старост почти везде были в два этажа.
В то же время здесь попадалось много бродяг и без Дайрута с его спутниками, и большая их часть не брезговала ни воровством, ни грабежом. А по лихим судили и остальных — то и дело встречались развешанные на деревьях, словно диковинные фрукты, бродяги.
На груди у некоторых можно было порой обнаружить табличку, на которой читалось «маг» или «разбойник», а в случае, если вешал неграмотный десятник или сотник, что случалось чаще, рисовали островерхую шляпу или кривой нож.
Магов в последнее время ненавидели — необъяснимое появление множества чертей, бесов, адских гончих наводило подозрение на волшебников. А то, что одновременно происходило еще больше загадочных вещей, вроде превращения молока в воду или вырастающих в огороде железных деревьев, делало чародеев, не могших ни объяснить, ни устранить все это, настоящими преступниками в глазах обычных людей, орков и полуросликов.