Имур тихо рассмеялся.
Айра и сама уже жалела о собственной вспышке — конечно же, ее не учили править. Младшая дочь в большой королевской семье, она могла надеяться в лучшем случае удачно выйти замуж и стать женой наместника провинции в Империи.
Хан-ши отвернулась от Имура, и тот не стал настаивать на продолжении беседы.
«Почему мы не можем договориться с горожанами Жако? — спросила она мысленно. — Если все равно нам придется выступить против сил Хаоса?»
«Потому что Хаос, когда лишился Орды как своей силы, искал других помощников — и нашел их в лице ведьмы Лиерры и интригана Мартуса Рамена. Договорившись с ними, ты поставишь под удар весь мир».
Айра глубоко вздохнула.
Она все детство мечтала о встрече с Лиеррой — одной из двух женщин, которым удалось пройти полное обучение в Сиреневой Башне. Она не хотела верить, что ведьма оказалась на стороне сил зла, что она договорилась с дьяволом и теперь ведет мир в Хаос.
Про Мартуса Рамена она также что-то слышала — его родной брат сейчас был высшим иерархом Светлого Владыки в Дорасе, и как-то это не очень хорошо сходилось, один брат священник, другой — слуга Темных Богов.
Но эти аргументы не произвели впечатления на Голос.
Тот объяснял, что возможно все, и даже не отрицал, что может ошибиться.
«Если ты права, то мы получим небольшую прибавку в силах, но при этом все вокруг сочтут тебя слабой, — сказал он. — А если прав я, но ты договоришься с ними, то они предадут тебя в самый важный момент, и мир погибнет».
И против этого Айра не смогла возразить.
Сейчас она стояла на окраине лагеря и смотрела на штуковину в небе, слегка похожую на некое гигантское облако.
А вдали возвышался Жако.
«У нас слишком много врагов», — произнесла королева Дораса про себя.
«Главное то, что мы — правы, — ответил Голос. — Ты же помнишь, плохие никогда не побеждают».
«Да, — с сомнением ответила Айра. — Но хорошие все же иногда умирают».
Хотя войско защитников Жако строилось в ночной тьме, и факелы мало ее разгоняли, даже далекому от ратных дел Родрису было ясно, что это не армия, а сборище шутов.
Строй не держался даже нескольких мгновений после того, как десятники его выравнивали. Вообще все, что творилось здесь, было похоже на балаган, хозяин которого внезапно решил, что его карлики и бородатые женщины способны показать великолепную актерскую игру, и занялся постановкой трагедии.
Мрачные и серьезные лица бездарных актеров показывали, что они настроены решительно, и крови в последнем акте будет достаточно.
Родрис понимал, что все правильно, что все идет так, как и задумано, и если эти люди не выйдут против живущей войной Орды, все может разрушиться, как домик, выстроенный ребенком из щепок на песке.
Но ему было жалко их.
Не каждого по отдельности — в любом из них наверняка имелось достаточно мерзкого и неприятного. Родрис жалел их как скопище наиболее деятельных и сильных горожан, как тех, кто мог бы возродить Жако к жизни, стать скелетом, на который наросло бы мясо новых поколений.
Но все они были обречены, роль каждого расписана по мгновениям, а если кто и останется в живых после этой самоубийственной вылазки, то и тогда есть шанс, что вся затея провалится, и Хаос поглотит мир, уничтожив все — от великанов до половинчиков, от гор до песчинок.
Родрис глубоко вздохнул и решил для себя, что он не будет переживать ни за что. Он просто сделает свое дело так, как должен — а дальше будь что будет.
— Живот втянуть! Грудь вперед! — рыкнул подошедший к нему седой десятник в нагруднике с вмятиной.
Родрис так на него посмотрел, что старый вояка, служивший, скорее всего, даже не у последнего императора, а у его отца, отвел взгляд и пошел искать жертву полегче.
Дайрут
Дайрут выпил зелье, приготовленное Лиеррой, и почувствовал себя совершенно здоровым. Усталость и ушибы после схватки с минотаврами исчезли, как утренняя дымка.
Он всерьез считал, что с нею им повезло — и как командир, и как простой воин он чувствовал себя гораздо спокойнее, когда его прикрывал не какой-то незнакомый маг, непонятно что умеющий, а она.
Он поправил куртку, придирчиво осмотрел кольчугу.
Два меча из старой имперской стали можно было не проверять — они не теряли заточку годами, а чтобы поставить на них выщерблину, надо было приложить очень большие усилия.
Дайрут был готов.
Его ждал бой, возможно, последний в жизни, и сердце, которое обычно в ожидании схватки начинало учащенно биться, сейчас будто даже немного замедлилось, точно смакуя последние удары.