Мимо нее пробежали несколько человек, кто-то вскрикнул — что-то происходило, но в ночной тьме Айра не могла разобрать, что именно, а пытаясь помочь своим, многих из которых она не знала, наверняка бы только помешала.
Однако помощь не потребовалась — через несколько мгновений схватка прекратилась, а к Айре подошел Имур.
— Можешь меня не прощать, — сказал он. — Но мне необходимо было испытать тебя. Ты могла договориться с Джамухаром и Текеем, но предпочла помочь моим друзьям, и теперь на мне долг.
Она стояла и пораженно смотрела, как Рыжие Псы, которых рядом оказалось не меньше полусотни, поднимают с земли тяжелые решетки и вытаскивают из глубоких ям людей.
Не двоих — а гораздо больше.
Среди них были и Ритан, и Коренмай — они, едва успев вылезти, сразу взяли из рук соратников кольчуги и сабли.
— Один из троих точно должен остаться жив и здоров, — заявил Ритан. — Джамухар, Текей или Абыслай?
— Абыслай, — мгновенно ответила Айра, хотя вопрос задавался явно не ей.
— Абыслай, — повторил Имур, и было непонятно — то ли он отдает долг, то ли действительно так считает.
— Абыслай, — кивнул Коренмай. — Никто из них не простит унижения, но он самый слабый из троих.
— Быстрее, скоро уже взойдет солнце. — Имур резко наклонился и вынул из мертвого нукера нож. — Ты, ты и ты останьтесь вместо погибших — лагерь не должен проснуться раньше времени.
Талай скакал по утренней лесной дороге, прижавшись всем телом к спине коня. Тот хрипел, шатался и по всем признакам был на пределе — за последние дни он вымотался, хозяин не давал ему полностью отдохнуть, да и сам, в общем-то, ни разу нормально и не выспался.
Рядом просвистела стрела, затем еще одна и еще, очередная ударила в круглый щит, висевший на спине Талая.
До этой ночи ему везло — он сходил вместе с контрабандистами в Дорас, взял там у эльфов украшений из золота и серебра с драгоценными камнями. Эльфы не любили незнакомцев, но раньше Талай уже бывал у них вместе с Рыжими Псами, посланцем от Дайрута, и только поэтому они не убили его сразу.
А уж если Талаю дать слово, то он даже тролля уговорит начать торг.
По возвращении в Ган-Дез он узнал о смерти Дайрута, и это оказалось очень неприятно — молодой хан покровительствовал купцу с тех времен, когда не был ханом, а взамен просил самую малость — отвезти послание, поговорить с кем-то, а иногда передать нужному гному или половинчику кошель с серебром.
Из Ган-Деза Талай направился в сторону великой степи, взяв только двоих помощников — старого варвара Ухрая, доставшегося ему от купца-наставника, отошедшего от дел, и акробата Кониса, спасенного купцом полтора года назад от гнева темника Джамухара. Тому во время представления ни с того ни с сего показалось, что над ним издеваются.
Тогда Талай отдал за акробата своего коня — породистого и сильного.
Но ни разу не пожалел — Конис много раз выручал его, когда дело касалось сложных вещей, например, он мог положить записку в раскрытое окно на третьем этаже или же выкрасть свиток с заклинанием у мага из котомки.
А сейчас оба верных спутника остались на постоялом дворе, окруженном людьми из рода Тухар. Купец успел вовремя понять, что происходит, выскользнуть из комнаты с ножом в руке и в одной рубахе.
Затем ему удалось убить одного из врагов, забрать его одежду, взять его щит и вывести своего коня из конюшни, надвинув шапку почти на глаза. А потом ускакать прочь — ну а старые друзья остались там, на смерть, и втроем им уйти все равно не удалось бы.
Род Тухар всегда враждовал с семьей Талая, и вражда эта длилась не одно десятилетие, унося жизни чуть ли не каждый год, пока не пришел хан Разужа, назначивший за кровную месть только одно наказание — смерть.
Разужа говорил, что враги есть только в чужих землях, а в степи все — одного рода.
При Разуже Талай много торговал, да немного наторговывал — но зато и саблю обнажать ему приходилось нечасто.
Потом молодой купец познакомился с Дайрутом, в то время еще просто темником, и они сразу же пришлись друг другу по душе. Вот тогда-то Талай и взял все, до чего смог дотянуться, — молодой темник не стеснялся давать ему сложные поручения, но и награждать не забывал.
А уж когда стал ханом, жизнь купца преобразилась, уже забрезжили впереди золотые горы, и пошли первые караваны — не сборные, а его собственные, к которым порой примыкали торговцы победнее.
Но теперь Дайрут погиб, а Талая еще в Ган-Дезе заметили люди рода Тухар и потом как-то выследили его.
«Нет хана на белой кошме — нет порядка в степи», — так говорили старики, и так и было.
Кто накажет за кровную месть? Никто.
У всех есть свои враги, всем нужно с ними разбираться, а не лезть в чужую вражду.
Талай подгонял коня, но чувствовал, что уйти не удастся, что враг все ближе.
Нужно развернуться и принять бой вместо того, чтобы ждать, пока его нагонят и зарубят на скаку. Но сил на это не находил, сердце зайцем прыгало в груди, а душа рвалась подальше — и было понятно, что, скорее всего, у нее это получится, как только молодой купец упадет бездыханным на землю.
Талай пришпорил коня, но тот, вместо того чтобы помчаться быстрее, запнулся и упал на колени, выбрасывая всадника из седла. Купец перекувыркнулся через голову, на щите проехал несколько шагов по мокрой траве, а потом застрял в густом малиннике.
Талай тут же попытался встать, но на шапку неожиданно упало небо, и из него вышибло дух.
— За этим гнались, — негромко сказал кто-то на языке, который Талай знал в совершенстве — на имперском.
— Ну и что? — проревели ему в ответ. — Те кочевники — и этот кочевник! Тех убили — и этого убьем!
— Ну, интересно же, — настаивал первый. — А ну, как мы сможем заставить их самих друг друга перебить? Тогда и по лесам шастать не нужно. Вернемся по домам, ты дальше ковать будешь, я кожи мять.
Талай попробовал подняться, но резкая боль в голове заставила его лечь обратно.
— Я не кочевник, — сказал он тихо. — Я из Дораса. Там хотят помочь вам, вот меня послали… Я вырядился так, чтобы пройти не узнанным, но люди Орды меня все же раскусили…
Он наконец смог открыть глаза и обнаружил, что рядом стоят двое мужчин.
Один был мощный, дородный, в двух длинных льняных рубахах, одна поверх другой, и в каждой по десятку прожженных дыр, ни разу не совпавших. Второй выглядел более худым, но довольно жилистым, и одет был в кожаные штаны и некогда алый камзол, засаленный и явно с чужого плеча.
— Врешь небось? — как-то даже примирительно спросил кузнец.
— Да узрит меня Светлый Владыка, — побожился Талай, сделав жест, который не раз видел — правда, в основном так делали мальчишки, ложно клявшиеся направо и налево. — Вот амулет, оберегающий от сил Хаоса.
Он нащупал за пазухой вещицу, за которую в храме Светлого Владыки в Дорасе выложил немалую сумму — полый шар, сплетенный из фигурок священных хищных птиц. На шее остался только Кулон Торговца — но уж с ним Талай расставаться не собирался.
— Ух ты, какая штука… Ну, значит, помогай, — сказал кузнец, протягивая руку, а его товарищ кивнул.
Купец облегченно вздохнул — наскоро сляпанная ложь помогла ему выжить, и теперь можно подумать и о том, как спасать помощников и товар.
Дайрут
В кабаке, где его убили, Дайрута узнали сразу. Зашептали, задрожали, и зал опустел — исчез даже хромой кабатчик.
Перегнувшись через высокую стойку, Верде на ощупь нашел дорасскую бутыль, узнаваемую благодаря особой форме, вынул ее, откупорил и глотнул прямо из горлышка — вино оказалось отменным и не таким уж и дешевым.
Дайрут сделал еще один глоток, ему стало совсем хорошо.
Он был в своем родном городе, он собирался отомстить за родных и близких, а в ближайшее время он намеревался объяснить человеку, считавшему его злейшим врагом, что тот должен принять Дайрута как родного брата.