Теперь Дайруту было совершенно ясно, что есть в этом деле некая гнильца.
Если человеку нежелательно появляться в Жако, а он вдруг оказывается в центре города — значит, он врет.
Неподалеку от Верде скрипел тележкой старьевщик, вполголоса ругавшийся и то и дело сплевывавший в сторону. Локтях в сорока играли несколько детей — они кидали что-то на расчерченные доски мостовой и орали так, словно наблюдали за казнью известного на весь город преступника.
— Кинь сюда свое послание, — попросил Дайрут. — Я передам его Мартусу.
— Я не могу, мои руки слишком слабы, — пожаловался незнакомец. — Подойди ближе, ты молод и здоров, для тебя это ничего не значит.
Судя по голосу, человек не был слишком уж стар.
Дайрут поколебался, но любопытство оказалось сильнее.
Взявшись руками за пояс, поближе к месту, где в тонких кожаных ножнах покоился кинжал, недавний повелитель Орды медленно и осторожно шагнул к незнакомцу. А в следующее мгновение тот распахнул свой балахон, оказавшийся легкими кожистыми крыльями, и прыгнул на Дайрута.
Тонкие, полупрозрачные черты лица, ярко-алые глаза и клыки длиной в мизинец откровенно говорили, что это за существо. Это был вампир — древняя тварь из тех, кого в Империи уничтожили подчистую, впрочем, как и в Дорасе.
Она была сильнее Дайрута, быстрее его и более ловкой.
В один момент Верде оказался на земле, лицом вниз, накрытый сверху вампиром, который ловко, пользуясь полумраком, спрятал их от случайных взглядов своими крыльями.
Еще слышно было плетущегося старьевщика и скрип его тележки, еще доносились звуки детской игры, но Дайрут понимал, что жить ему осталось недолго — легкий укол в шею сменился приятным ощущением тепла.
— Расскажи, ты удивился, увидев меня? — тихо поинтересовалась тварь.
— Какая тебе разница? — прохрипел Дайрут.
— Глупые, глупые людишки, — сказал вампир. — Мир собирается погибнуть, кануть в бездну. Земля смешается с водой и рассыплется на мириады мелких кусков грязи, а вы все также будете убивать друг друга! Неужели вы не чувствуете, что происходит? Как смещаются небесные оси, как все идет к смерти?
— Мы видим, как что-то происходит, — ответил Дайрут. — Но случиться может что угодно, это не повод прекращать жить.
— Ну и ладно, — проговорил вампир. — За последние три дня я оставил восемь высушенных тел, меня несколько раз видели. Сто сорок лет назад после первого же обеда меня попытались изрубить на куски, за мною гонялись с факелами по всему Жако! Если бы я знал, как хорошо и привольно здесь сейчас, я бы не ждал лишние годы в пустыне, питаясь кровью тушканчиков…
Вампир развернул Дайрута лицом вверх.
Из пасти твари смердело мертвечиной, и этот запах словно протрезвил недавнего повелителя Орды. Кристальной рукой в тонкой замшевой перчатке он изо всех сил ударил прямо в раскрытую пасть, сломав один из клыков и достав до глотки изнутри.
Пасть захлопнулась, острые как бритва зубы сомкнулись, однако кристальная рука осталась невредимой. Дайрут проталкивал ее все дальше и дальше и, к собственному удивлению, почти не встречал сопротивления — видимо, нутро твари сгнило или просто было иным, нежели у живых людей.
Вампир попытался оттолкнуть от себя ставшую опасной жертву, но оказался слишком близок к Дайруту. Видимо, раньше кровосос не попадал в подобные ситуации и сейчас принялся суетиться — вместо того, чтобы располосовать противника острыми когтями, тварь пыталась вырваться, пробовала крутить головой и била крыльями.
Дайрут тем временем продолжал терзать внутренности твари, давить ему на глотку изнутри.
Человек на месте вампира был бы давно мертв, но нежити нет необходимости дышать. Лежа на земле, они бесшумно барахтались, пока Дайруту не пришла мысль заорать.
А через несколько мгновений подоспели мальчишки, которые громкими криками привлекли внимание взрослых — в Жако привыкли бежать на помощь в любой момент, потому что сегодня ты защитишь соседа от бесов или чертей, а завтра — он тебя.
Когда вампира срезали с Дайрута по кускам, а он при этом был еще жив, вращал глазами и пытался хрипеть, хотя почти ничего, кроме головы, не осталось, это выглядело страшно.
— Не встречалось таких раньше, — нерешительно отметил один из спасителей — судя по запаху, торговец рыбой. — Если таких много будет-то, совсем плохо придется!
— Не беспокойся. — Дайрут поднялся и наскоро отряхнулся, убеждаясь, что, кроме порванной одежды, царапин и нескольких синяков, повреждений нет. — Таких много не будет, этот залетел случайно.
— Много-то случайных таких в последнее время, — неприязненно ответил торговец. — И откуда только вылезают? При императоре — да останется его имя в веках — такого не было…
Дайрут замер.
Давным-давно всех отучили говорить так о прежнем правителе, за подобное упоминание полагался десяток плетей на площади, а учитывая, что после порки не каждый сможет встать на ноги и дойти до дома, желающих получить наказание за длинный язык не было.
Кроме того, даже и раньше так говорили только в столице — а сколько коренных жителей Жако осталось после кровавой резни? Тысяча? Две? Капля в море для такого большого города. Но вот погляди ж ты — попался один такой и не боится с ножом лезть на вампира, не боится говорить слова, донеси которые до ордынцев, не миновать жестокого наказания.
Дайрут усмехнулся.
Его рубаха не была больше черной — серая от пыли, рваная, она годилась только для старьевщика. Перчатки, прокушенные вампиром, плохо укрывали необычные руки, и те приходилось прятать в рукава. Тело ныло от царапин и синяков, вокруг творилось непонятно что, и каждый миг мог оказаться последним.
Но ему стало хорошо от того, что обычный на вид торговец рыбой оказался осколком старого времени, частью его детства, и, может быть, когда-то Дайрут видел его на этих улицах.
Одна бутылка дорасского разбилась, другая чудом уцелела.
Дайрут поднял ее и продолжил путь, предположив, что молочница в любом случае будет рада его видеть, а кроме всего прочего, она сможет заштопать его одежду и заняться синяками.
В переулке между зданием тюрьмы и старыми конюшнями ему встретился патруль Орды: двое кочевников — никчемных воинов, судя по тому, как они держали свои сабли, один житель павшей империи, глуповатый парень, и варвар, показавшийся Дайруту самым опасным бойцом из четверки.
— Ты не имеешь права носить при себе такого оружия, — указал имперец на кинжал. — Сдай его, и мы разойдемся мирно.
Это было нечто новенькое — для тех, кто ходил в черных рубахах, правил не существовало, и об этом патруль не знать не мог.
— Я пройду мимо вас в любом случае, — хладнокровно ответил Дайрут, ощущая приятное оживление.
Это не вампиры, не твари Хаоса — и драться с ними будет одно удовольствие.
— Игррух, взять его, — на ломаном варварском наречии бросил один из кочевников.
Не дожидаясь, когда на него нападут, Дайрут легким движением вынул кинжал из кожаных ножен и скользнул вперед.
Оружие не годилось для того, чтобы противостоять с ним длинным клинкам, но это не имело значения — бой, настоящая схватка с людьми, которые готовы его убить, а значит, можно не сдерживаться!
Легко уйдя от широкого замаха топором, Дайрут сошелся вплотную с удивленным донельзя варваром и резким ударом кулака, в котором была зажата рукоять кинжала, сломал ему нос.
Остальные стражники еще не понимали, что происходит, они видели, что горожанин в черной рубахе отказался подчиняться приказу, но не верили, что низкорослый парень сможет противостоять гигантскому варвару.
Перехватив рукоять топора левой рукой, Дайрут без труда вырвал его из ослабевших пальцев противника. Прикидывая вес и баланс нового оружия, он шагнул вбок, позволяя варвару упасть на землю.
Удар кулаком снизу в нос очень коварен — не рассчитав, с его помощью можно даже убить человека. Однако варвары народ живучий, и для такой громады явно требовалось нечто большее, но Дайрут вовсе и не собирался прямо сейчас лишать патрульного жизни.