— Ксавьер… тот, кто нужен нам обоим. Если мы не сделаем это вместе, он победит.
— И если я расскажу тебе то, что ты хочешь знать, они убьют меня, и тоже выиграют.
— Через несколько часов этот вопрос даже не будет открыт для переговоров.
— Нет, и ты будешь в целости и сохранности в своей тюрьме. По крайней мере, так им говорил Ксавьер. Удивительно, что он знает, как защитить тебя от чего-то, чему у него даже нет названия.
— Ты хочешь сказать, что это не сработает?
— Единственный способ убить потрошителя душ это использовать что-то, чья сила столь же архаична, столь же сильна.
— Ты, себя имеешь в виду.
— Ты должна вытащить меня отсюда.
— Но я оставлю тебя здесь, и, по крайней мере, Роб и Макс будут в безопасности.
— Ты так думаешь? Ты думаешь, Ксавьер не разберётся в том, что произошло? Ты поступаешь так, и единственными победителями во всём этом становятся Ксавьер и потрошитель душ… те двое, которые заслуживают наибольшей расплаты.
— Но ты уже сказал мне, что не убьёшь его. Итак, какой у меня есть выбор? Отпустить тебя — значит отдать себя тебе и потрошителю душ. Зачем мне это делать?
— Они собираются убить меня, Кейтлин. Всё сводится к тому, сможешь ли ты стоять в стороне и позволить этому случиться. Ты знаешь, что они ошибаются. Ты продолжаешь провозглашать превосходство своего вида, так докажи это мне.
— Ты говоришь так, будто это простой моральный выбор, но это не так. Я знаю, на что ты способен.
— Вытащи меня отсюда, и я обещаю взамен оставить Макса и Роба в живых. Это лучшее, что я могу предложить.
— И откуда мне знать, что я могу тебе в этом доверять?
— Я никогда не лгал тебе. И никогда не буду лгать тебе. Всё зависит от тебя, Кейтлин. Веришь ты мне или нет.
— Откуда мне знать, что моё предательство их того стоит? Если ты не убьёшь потрошителя душ ради меня, если ты даже не скажешь мне, как это сделать самой, какой в этом смысл?
Его взгляд не дрогнул.
— Это единственный способ победить нам обоим.
Что-то в его глазах смягчилось. Что-то было в том, как он смотрел на неё.
— Ты сама видела, Кейтлин. Ты видела, что здесь происходит. Ты знаешь, что всё, что я тебе сказал, правда. И теперь, когда ты знаешь это, ты знаешь, что у тебя нет выбора. Ты не можешь позволить им выйти сухими из воды. Отпусти меня.
Она опустилась перед ним на колени, всё ещё глядя в эти красивые тёмно-синие глаза, которые были полны искренности. Ей стало плохо при мысли о том, что они сделали, и ещё хуже при мысли о том, что они планировали. И она знала, что не сможет отказаться. Ей нужно было довериться ему. Она хотела доверять ему.
Но он всё ещё был вампиром и по-прежнему хотел мести — мести, в которой он открыто признался. И она была в нескольких шагах от того, чтобы помочь ему добиться успеха. Раз и навсегда ей нужно было узнать, что у него внутри, что у него на сердце. Ей нужна была правда — вся правда, прежде чем она примет своё решение. И она знала, что есть только один способ найти это.
Её слишком много раз предавали — она думала, что знает и понимает правду, только для того, чтобы ей грубо ткнули этим в лицо. Она не могла рисковать снова. Слишком многое было поставлено на карту. Слишком много для неё, чтобы пересечь последнюю черту, не будучи уверенной.
Она увидела по его глазам, что он знает, о чём она думает. И он нахмурился, затем последовала вспышка паники в его глазах — чего она никогда раньше не видела. Когда она протянула руку и положила ладонь ему на грудь, прямо над сердцем, он попытался отпрянуть.
— Что, твою мать, ты делаешь, Кейтлин?
— Прости, — сказала она, с трудом сглотнув из-за сдавленного горла, её пульс участился. — Мне нужно это сделать.
Он попытался вырваться из наручников, но был скован слишком крепко. Он опустил взгляд на её руку, дрожащую на его груди, затем снова посмотрел ей в глаза.
— Кейтлин, убери от меня свою руку.
Она покачала головой.
— Нет.
Его потрясающие тёмно-синие глаза сощурились, резцы немного удлинились за красивыми мужественными губами.
— Ты не можешь этого сделать.
— Мы сейчас это выясним, не так ли?
— Они слишком сильно ослабили меня, чтобы я мог полностью блокировать тебя.
— Даже лучше. Попробуй сопротивляться, и я воспользуюсь шприцем.
— Твою мать, — рявкнул он, каждый мускул его плеч, рук, груди напрягся из-за ограничений.
Её рука напряжённо замерла на его прохладной коже. Она попыталась расслабиться, готовясь к тому, что должно было произойти. Ей нужно было отточить свою концентрацию, сохранить в себе силы, чтобы выдержать его взгляд, зафиксировать его пристальный взгляд на себе.