Вода отхлынула, и Кейтлин почувствовала себя так, словно лежала в пустой ванне, не двигаясь, в то время как темнота пульсировала перед её глазами.
Она сжала руки в кулаки, и они снова стали её собственными. Ковёр под ней был тёплым и мягким. Она открыла глаза и посмотрела в потолок. Мерцающие на потолке языки пламени дарили удивительное утешение.
Кейн пристально посмотрел на неё сверху вниз, опираясь на предплечье.
— Дело сделано, — мягко сказал он.
Она вздохнула и повернула голову, чтобы посмотреть на книгу, которая лежала закрытой рядом с ней. Она оглядела комнату. Всё выглядело по-прежнему. Всё казалось прежним. Всё пахло одинаково. Если не считать ноющего чувства пустоты внутри, она не чувствовала никакой разницы. Она посмотрела на него тяжёлыми, сонными глазами.
— Теперь мы будем ждать?
Он кивнул.
— Я принесу нам несколько подушек. Мы можем переночевать здесь.
Кейн стащил с кровати пару подушек.
Кейтлин повернулась на бок, спиной к нему. Он стоял, очарованный её женственным силуэтом в свете камина — внутренним изгибом её тонкой талии, спускающимся к округлому бедру, её тонким, стройным ногам, этими изящными ступнями, пальцы которых изгибались и разгибались на ковре. Её песочно-каштановые волосы каскадом ниспадали на красивые плечи, голова покоилась на предплечье, обнажая соблазнительную шею. Шея, с которой он питался и насиловал. Тело, которое он узнал почти до каждой частички. Тело, от одного прикосновения которого по его телу пробегала волна возбуждения. Тело, с которым он был чересчур близок к тому, чтобы сотворить столько злодеяний, — мысли, которые теперь вызывали у него отвращение.
Потому что, какой бы жесткой она ни была, отчаянно решительной, раздражающе упрямой, её уязвимость перевешивала всё это. Уязвимость, которая никогда ещё не была столь очевидной. Уязвимость, которую он больше не мог отрицать, завораживала его с того момента, как он прижал её к стене в коридоре и уставился в эти кофейно-молочные глаза. Глаза, которые даже тогда предупреждали его, что она собирается сломать его и что она собирается всё изменить — что она собирается сделать всё по-другому.
И он подавлял это и боролся с этим, потому что этого требовал его план. Его план не мог привести к тому, что он попадётся на удочку своей цели. Его план не мог заставить его смягчиться ни на мгновение. И он осквернит её, поиграет с ней и уничтожит, чтобы доказать это.
И он собирался добиться успеха. Он собирался добиться успеха даже после того, как она спасла ему жизнь в том подвале. Даже после того, как она доверилась ему настолько, что сняла оковы. Даже когда она добровольно отдалась ему для двойного кормления.
До тех пор всё шло так гладко. Даже её побег позволил ему проникнуть в неё глубже. Даже в её отчаянии он видел, как она смотрела на него, когда он ухаживал за её ногой. Она не привыкла, чтобы о ней заботились. Она не привыкла к тому, что кто-то другой собирал всё по кусочкам за неё. И когда она прижалась к нему в первый раз, он понял, что она не привыкла, чтобы её утешали.
И он справился с этим — с чувством вины, с обманом. Он справился со своими чувствами. Он принял их.
До этого ключевого момента. В тот момент она посмотрела ему в глаза и увидела его. Настоящего его. Смотрела на него с теплотой, пониманием и любовью. В тот момент она открыла своё сердце и разбила его. Пока она не поцеловала его без преград и без сдерживания. Пока, впервые за четырнадцать лет, он не установил связь и не почувствовал проблеск удовлетворения. Удовлетворение от познания её. Настоящей Кейтлин. Он всё ещё испытывал удовлетворение, наблюдая, как она лежит перед его камином, как будто она всегда была частью его жизни и всегда будет такой.
И он понял, что солгал, когда сказал, что его пугает только одна вещь. Ничто не сравнится с этим: мысль о том, чтобы быть без неё.
Он почувствовал это, как только её рука сомкнулась на его груди, чтобы вынужденно прочитать его мысли. Явная паника, которую он испытал, была вызвана не тем, что его план провалится, а тем, что через несколько секунд она бы исчезла.
Погибла от его руки.
Прошло всего три дня с ней. Три дня близости с ней, и она разрушила стены, открыв те части его, которые он считал потерянными навсегда.
И когда она посмотрела ему в глаза и спросила, ненавидит ли он её, с таким же успехом она могла попросить его любить её.