Может быть, она и не вернётся. Может быть, найдёт где-нибудь комнату и проведёт там пару дней, не высовываясь. Может быть, она сможет проснуться, когда всё это закончится.
Несколько человек протиснулись мимо неё, болтая и смеясь. Пара была поглощена дискуссией, из которой она уловила только часть, и всё это ещё больше усугубляло её чувство изоляции.
Она взглянула на плотные тучи, нависшие над ней с угрозой дальнейшего дождя.
Почти инстинктивно она посмотрела на противоположную сторону улицы.
Её сердце бешено заколотилось, каждый волосок на затылке встал дыбом. Он смотрел на неё. Ей не нужен был ясный свет луны, чтобы понять, что это был он, она почувствовала это — опасное чувство восторга, хотя и подавленное ощущением, что оно вот-вот погаснет.
Из тени на другой стороне улицы Кейн наблюдал за ней в кафе.
Она сидела одна в кабинке, уставившись в чашку, из которой почти не пила за всё время пребывания там. Она была поглощена своим собственным миром, в чём он слишком хорошо убедился, наблюдая за ней все эти годы. Только теперь он прикоснулся к ней, попробовал на вкус, увидел те её части, которых никто другой не видел. И она слишком много его увидела. Слишком много.
Он следил за ней от Лоутауна и через границу, ему позвонили и сообщили, в какое кафе она вошла.
Он также знал о результатах вердикта. Он знал о том, через что ей пришлось пройти в суде, когда поставили под сомнение её лояльность к нему по сравнению с её лояльностью к своему подразделению. Очевидно, она проделала потрясающую работу, даже несмотря на то, что её разрывали на части в суде, а показания других агентов, включая Бровина и Моргана, позволили просочиться тому, что они назвали её одержимой Кейном. Но он знал, что дело было не только в нём. Дело было не только в Аране. Для Кейтлин это был вопрос справедливости и правильных поступках. Речь шла о том, что она отстаивала идеалы, в которые верила: что подразделение может выполнять хорошую работу. И она хотела доказать, что не все они были испорчены. Она вносила свою лепту в сохранение мира, который мог рухнуть во всей округе. В её глазах это было ограничением ущерба — хотя вряд ли её оппозиция видела это таким образом. Вряд ли кто-то видел, что она верила, что есть те, кого нужно защищать. Что необходимо поддерживать какой-то порядок.
К сожалению, она всегда считала, что этот порядок должен исходить от людей.
Он наблюдал за ней, когда она вышла на тротуар — нерешительная, потерянная, настороженная, — натягивая куртку и закутываясь в шарф. И он последовал за ней, когда она понурила взгляд. Это был не агент Пэриш, прогуливающийся по Блэкторну; это была Кейтлин, лишенная всего своего официального статуса. Это было безответственно с её стороны, наивно и беспечно. Даже глупо. Её было легче всего подцепить на улице. К счастью для неё, уже распространился слух, чтобы её никто не трогал. Что он ещё не закончил.
Он был далёк от завершения.
Он не знал, что заставило её поднять глаза, но, словно инстинктивно, она перехватила его взгляд. Он почувствовал, как его пронзила дрожь. Её прекрасные глаза расширились от смешанных эмоций.
Они могли быть совершенно одни на улице, потому что всё остальное не имело значение в тот момент — в тот момент, когда они снова соединились.
Но Кейтлин не остановилась. Она не отступила. Она не побежала тем же путем, которым пришла. Она оглянулась и продолжила идти по параллельной стороне улицы.
Сначала он подумал, что это была какая-то ловушка, и она определенно была мёдом. Но он наблюдал за ней достаточно долго, чтобы понять, что она была очень одинока. И если бы она занималась тем, что заманивала его в ловушку, она была бы более бдительной, более целеустремленной. Он знал её слишком хорошо, чтобы не распознать признаки того редкого случая, когда её защита была ослаблена. Но опять же, она была единственной, кто мог его удивить. Единственной, кто когда-либо мог застать его врасплох.
Как бы то ни было, она действительно была на его территории — одинокая, доступная и восхитительно уязвимая. И это было то одиночество, которого она явно искала, — наедине с ним. Она знала, что он последует за ней. Ему нравилось думать, что она не осмелилась бы забираться всё глубже и глубже в Блэкторн, если бы подозревала обратное. Потому что он мог так легко оставить её на произвол судьбы, прогуливаться по этим тёмным, захудалым, изолированным улицам. Высокие квадратные каблуки элегантных чёрных туфель «долли», в которых она ходила в суд, слегка цокали по бетону, когда она сворачивала в боковую улочку, подол её скромного серого платья слегка развевался у колен.