Пока Сталин трудился, Гитлер вдохновлял. Пока Сталин институционализировал революцию и обеспечивал себе место на верхушке однопартийного государства, Гитлер делал политическую карьеру, отвергая институты власти. От многолетней подпольной работы во времена Российской империи большевики унаследовали принцип «обсудить и подчиниться». У национал-социалистов (нацистов) не было никаких значимых традиций подчинения или конспиративной работы. Нацисты, как и большевики, отрицали демократию, но во имя Лидера, который лучше всех мог выразить волю расы, а не во имя Партии, которая понимала предписания истории. Мировой порядок был устроен не капиталистами-империалистами, как считали большевики, а скорее евреями-заговорщиками. Проблема современного общества состояла не в том, что накопление собственности приводит к господству класса; проблема состояла в том, что евреи контролировали и финансовый капитализм, и коммунизм, то есть и Америку, и Великобританию, и Советский Союз. Коммунизм был всего лишь еврейской сказочкой о невозможном равенстве, придуманной для того, чтобы поработить наивных европейцев. Ответом на бессердечный еврейский капитализм и коммунизм мог быть только национальный социализм, означавший справедливость для немцев за счет других народов.
В демократические 1920-е годы нацисты были склонны подчеркивать то, что у них было общим с другими немцами. Гитлеровские национал-социалисты походили на большинство других немецких партий 1920-х годов в своей неприязни к условиям Версальского договора. У нацистов была навязчивая идея о своем предназначении на Востоке – там, где немецкие солдаты побеждали на полях Первой мировой войны и где Германия правила в 1918 году большой оккупированной зоной, состоявшей из Польши, Беларуси, Украины и Прибалтики. В отличие от таких европейских соперников, как Франция и Великобритания, у Германии не было огромной мировой империи, она отказалась от своих скромных заокеанских владений после поражения в войне. Таким образом, восточноевропейские рубежи были для нее особенно привлекательны. Советский Союз, воспринимавшийся как незаконный и деспотичный еврейский режим, должен был пасть. Польшу, которая лежала на пути Германии к ее восточной судьбе, нужно было на этом пути перешагнуть. Она не будет препятствием для немецкой державы – в предстоящих войнах за Восток она станет либо слабым союзником, либо поверженным врагом.
В ноябре 1923 года Гитлер попытался, но не смог начать в Мюнхене немецкую национальную революцию, в результате чего оказался ненадолго в тюрьме. Хотя суть национального социализма придумал он сам, на переворот его вдохновил успех итальянских фашистов, которыми он восхищался. Бенито Муссолини захватил власть в Италии годом раньше, после «марша на Рим», который Гитлер безуспешно попытался повторить в Мюнхене. Итальянские фашисты, как и Гитлер с нацистами, ставили прославление национальной воли выше скуки политических компромиссов. Муссолини (а вслед за ним и Гитлер) использовал факт существования Советского Союза во внутренней политике. Восхищаясь порядком Ленина и моделью однопартийного государства, оба использовали угрозу коммунистической революции как аргумент в пользу собственного правления. Хотя эти двое во многом отличались друг от друга, оба они представляли новый тип правого европейского политика, который принимает как данность то, что коммунизм – злейший враг, но при этом подражает определенным аспектам коммунистического строя. Подобно Муссолини, Гитлер был изумительным оратором и единственной властной личностью в своем движении. Он с легкостью вернул себе власть в нацистской партии после того, как освободился из тюрьмы в декабре 1924 года.
Сталин взял власть в свои руки во второй половине 1920-х годов в значительной мере благодаря кадрам, которых сам назначал и которым доверял. Гитлер получал поддержку благодаря личной харизме и ожидал, что соратники и приверженцы будут разрабатывать политические меры и язык, соответствующие его риторике и воображению. Сталин использовал идею марксизма как необходимую для своего скорейшего восхождения к власти и для защиты своей политики, но, по крайней мере, до 1933 года никогда не позволял себе вольной интерпретации марксизма. Гитлер же воодушевлял других заниматься обдумыванием тактических шагов вместо него. В тюрьме Гитлер написал первый том своего биографического манифеста «Mein Kampf» («Моя борьба»). Здесь и в других его произведениях (особенно в так называемой «Второй книге») ясно изложены его планы, но они не были частью канона. Сталин сначала опасался того, что его товарищи могут сделать, а потом – того, что они могут сказать. Гитлеру никогда не приходилось даже создавать видимость диалога или последовательности.