В полях возвышались сторожевые вышки, чтобы крестьяне ничего не могли взять себе. Только в Одесской области было сооружено более семисот таких вышек. Бригады (среди их членов было пять тысяч комсомольцев) ходили от дома к дому, отбирая все, что находили. По воспоминаниям одного крестьянина, активисты использовали «длинные металлические прутья для обыска в конюшнях, свинарниках, печках. Они смотрели всюду и забирали все до последнего зернышка». Они прокатывались по селу, «как черная смерть», выкрикивая: «Крестьянин, где твое зерно? Признавайся!» Бригады забирали всю еду, даже ужин из печки, и сами ее съедали[51].
Подобно вражеской армии, партактивисты жили с земли, забирая все, что могли, наедаясь до отвала и не оставляя после себя ничего, кроме горя и смерти. Возможно, из-за чувства вины, а может быть, из чувства триумфа они повсеместно унижали крестьян. Они мочились в бочки с солеными огурцами, приказывали голодным крестьянам ради забавы колотить друг друга, лазить на четвереньках и лаять, как собаки, или же заставляли их становиться на колени в грязь и молиться. В одном колхозе женщин, пойманных на краже, раздели, избили и провели по селу голыми. В другом селе бригада напилась в доме крестьянина и совершила групповое изнасилование его дочери. Одиноко живущих женщин по ночам насиловали под предлогом конфискации зерна, а после надругательства над телом отбирали и продукты. Такой была победа сталинского закона и сталинского государства[52].
Рейды и указы не могли создать продовольствия там, где его не было. Конечно же, крестьяне будуть прятать продукты, а голодные люди будут красть продовольствие. Но проблемой украинского села были не кражи или обман, которые действительно можно было бы пресечь, применив силу. Проблемой были голод и смерть. План хлебозаготовок не выполнялся, потому что коллективизация провалилась, осенний урожай 1932 года был скудным, а планы реквизиций – очень высокими. Сталин послал Молотова в Украину, чтобы подстегнуть товарищей «на борьбу за зерно». Но энтузиазм сталинских слуг не мог изменить того, что уже случилось. Даже Молотов был вынужден рекомендовать 30 октября, чтобы квоты для Украины немного снизили. Сталин принял эту рекомендацию, но вскоре стал еще более категоричным, чем был ранее. По состоянию на ноябрь 1932 года годовой план хлебозаготовок был выполнен приблизительно лишь на треть[53].
Когда рапорты о провале реквизиций дошли до Кремля, жена Сталина покончила с собой. Она выстрелила себе в сердце 8 ноября, после дня празднования пятнадцатой годовщины Октябрьской революции. Что эта смерть означала для Сталина, нельзя сказать с абсолютной точностью, но, по-видимому, это был шок. Он угрожал покончить и с собой. Кагановичу, который не узнавал прежнего Сталина, пришлось произнести похоронную речь[54].
На следующий же день Сталин подошел к проблеме голода с новой степенью злобы. Он переложил вину за проблемы в Украине на украинских партийцев и крестьян. Его настрой отражают две телеграммы Политбюро, отправленные 8 ноября 1932 года: крестьяне-единоличники и колхозники в Советской Украине, не выполнившие план по хлебозаготовкам, лишались права на торговое обеспечение. В Украине была создана специальная «тройка» для ускорения вынесения приговоров и казней партийных активистов и крестьян, которые якобы несли ответственность за саботаж. В том же месяце были арестованы 1623 колхозных представителя власти. В Украине возобновились депортации: до конца года было выслано еще 30 400 человек. Активисты говорили крестьянам: «Открывай, а то выбьем дверь. Заберем – и сгниешь в тюрьме»[55].
Когда Сталин интерпретировал бедственное положение коллективизации в последние недели 1932 года, он достиг новых высот идеологической дерзости. Голод в Украине, наличие которого он признавал ранее, когда тот еще не был таким ужасным, стал теперь «сказкой», клеветнической сплетней, распускаемой врагами. Сталин разработал новую интересную теорию, согласно которой сопротивление социализму усиливается по мере его успешного продвижения, потому что его враги сопротивляются все с большим отчаянием, понимая свое окончательное поражение. Таким образом можно было отрицать любую проблему в Советском Союзе как пример вражеских происков, а вражеские происки можно было рассматривать как доказательство прогресса[56].
51
Цит.:
52
Про скудность зерна при таких методах реквизиций см.:
53
От общего показателя 57% для всего СССР (см.:
55
Цитата: 33-й: Голод. – С. 45. О двух телеграммах Политбюро см.:
56
Про «сказку» см.: